Кислый виноград. Исследование провалов рациональности - [54]
Методизм был также религией эксплуатируемых – по целым трем рядам причин, установленных Э. П. Томпсоном[280]. Во-первых, имела место прямая индоктринация посредством воскресных школ и других институтов «религиозного терроризма»; во-вторых, методизм создавал своего рода сообщество, которое заменяло разрушенные прежние сообщества; и, в-третьих, многие рабочие обращались к религии за утешением. Однако индоктринация была успешной только потому, что религиозные террористы верили в то, что проповедовали. Было бы весьма противоречиво называть это «высшим проявлением власти» в том смысле, что людей заставляют иметь те желания, которые выгодны властям. Я могу захотеть, чтобы у вас появились определенные желания, потому что они заставят вас совершать выгодные для меня поступки или потому что они принесут вам самим выгоды в виде спасения. Конечно же, наивно предполагать, что буржуазия не осознавала и не ценила выгоды, которые давал ей методизм рабочего класса, но в равной степени наивно (или чересчур изощренно) полагать, что именно это питало религиозный пыл, с которым она его проповедовала. Косвенные эффекты могут быть известны и приветствоваться – и все равно не иметь объяснительной силы либо потому, что они недостаточно сильны, чтобы мотивировать к действию, либо потому, что они являются по сути побочными продуктами, как в данном случае.
(д) Планирование характера. Понятие адаптации двусмысленно, поскольку допускает как каузальную, так интенциональную интерпретацию. Кислый виноград – чисто каузальный процесс адаптации, происходящий «за спиной» человека, которого он затрагивает. Совсем другое дело – интенциональное формирование желаний, за которое ратуют стоицизм, буддистская и спинозистская философии[281], психологические теории самоконтроля[282]или экономическая теория «эгономики»[283]. В обоих случаях процесс начинается с конфликта между тем, что вы можете сделать, и тем, что вам может хотеться сделать. Если конфликт разрешается за счет какого-то каузального механизма ослабления диссонанса, мы имеем дело с кислым виноградом; если решение вырабатывается за счет сознательных «стратегий освобождения»[284] – с планированием характера. Различие в том, что формирует предпочтения – влечения или метапредпочтения.
Кислый виноград и планирование характера отличаются во многих отношениях, как морально, так и феноменологически. Ницше говорил о ресентименте – явлении, тесно связанном с кислым виноградом, – как о менталитете рабов[285]. Об amor fati он в свою очередь говорил, что это сознательная установка – «формула величия человека»[286]. Мы можем отвергать данный аристократический взгляд и все равно согласиться с тем, что лучше адаптироваться к неизбежному путем выбора, а не бессознательного примирения. В свою очередь, это связано с важными феноменологическими различиями, которые я сейчас собираюсь изложить.
Во-первых, у адаптивных предпочтений есть тенденция перебарщивать или вообще бить мимо цели:
Ибо власть и престиж не являются прямыми причинами подчинения. Есть еще промежуточная ментальная операция, акт легитимации, который состоит в том, чтобы создавать консонанс с возможностями. Вот почему реальные социальные отношения не до конца совпадают с отношениями власти. В силу подобной ментальной операции социальные отношения до них слегка не дотягивают или немного выходят за их рамки, что в одних случаях ведет к ревиндикации, а в других – к преувеличенному подчинению. Именно это преувеличение – основа статусных обществ[287].
При помощи планирования характера можно (по крайней мере, в принципе) сформировать свои потребности так, чтобы они точно совпадали с возможностями – или оптимально отличались от них, а вот адаптивные предпочтения не допускают подобной тонкой настройки. Лишенный «мудрости понимать различие», человек будет пытаться либо слишком сильно, либо слишком слабо. Вен больше акцентирует преувеличенное смирение, чем его противоположность, подчеркивает перебарщивание, а не недостаточную адаптацию, и, на мой взгляд, правильно делает, поскольку лежащий в основе механизм – общая склонность человеческого ума ударяться в крайности.
Последняя тенденция, в свою очередь, объясняется «нетерпимостью к двусмысленности»[288],стереотипным мышлением[289] или «примитивным менталитетом», который, не будучи способным различать внутреннее и внешнее отрицание, заключает, что если возможно не все, то невозможно ничего (1.3). Токвиль считал, что особенность француза в том, что «сегодня отъявленный враг всякого повиновения, завтра он вкладывает в служение своего рода страсть, недоступную даже для народов, более других склонных к рабству»[290], но я считаю, что Вен прав, когда видит в этом универсальное явление, порождающее дисконтинуальные классы из континуального распределения жизненных шансов[291]. Разумеется, с моей стороны это во многом домыслы, не основанные ни на чем, кроме каузальных свидетельств. Но гипотеза, согласно которой адаптация предпочтений склонна к перебарщиванию, конечно, эмпирически проверяема. Например, спросим, могут ли чистые временные предпочтения, абстрагированные от эффектов дохода и неопределенности, все еще коррелировать с доходом. То есть бедняки могут в результате своей бедности нерационально переоценивать настоящее.
Эта книга является исправленным и дополненным изданием встретивших неоднозначные отклики «Основ социальных наук» (1989). Автор предлагает свой взгляд на природу объяснения в социальных науках; анализ психических состояний, которые предшествуют поступкам; систематическое сравнение моделей поведения, основанных на рациональном выборе, с альтернативными концепциями; исследование возможных заимствований социальных наук из нейронауки и эволюционной биологии; обзор механизмов ранжирования социальных взаимодействий от стратегического поведения до коллективного принятия решений.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.