Кислород - [5]

ОНА: Ложь! Потому что из-за любви никто не станет, бить лопатой по голове, а если бьет один человек другого, то уж, конечно, только потому, что ненавидит его самой лютой ненавистью, и такое чувство, как любовь, здесь абсолютно не причем.

ОН: Не причем, если речь идет о простой любви, а если о безумной, то не только лопату, но и бензопилу пускают в ход, для того чтобы доказать, какое сильное чувство испытывает безумно влюбленный человек к предмету своей безумной любви.

ОНА: Ложь! Потому что любовь и безумие такие же разные вещи, как, религиозное сознания иракского мусульманина и американского еврея. И как мусульманину неприятен вид толстой женщины в брюках, набивающей свой желудок гамбургерами из свинины, так и Дэвиду Гоферману из Нью-Йорка, не приятно находить женские волосы на своем подоконнике после взрыва 11 сентября, после того, как хозяйка этих волос, белокурая, полная женщина в брюках, отправилась в мусульманский ад, потому что, внутри нее были не переваренные куски свиньи.

ОН: А если следовать этой логике, если безумие сравнивать со свиньей, а джихад с любовью, то выходит, что лопата рассекающая голову некрасивой женщины, есть не что иное, как меч Аллаха, карающий неверную за поедание свиных котлет, а вовсе, не сельхоз орудие, с помощью которого копают картофель и избавляются от ненавистных жен. Хотя на самом деле, все на свете происходит от двух вещей: от безумной любви, то есть от любви такой силы, что она делает человека безумным; и от жажды воздуха, ибо, если окажется человек на сто метровой глубине Баренцова, и скажут ему, что для того, чтобы дышать и выжить надо разрубить лопатой, свою жену в огороде, то так, он и сделает, а кто осудит его за этот поступок, тот, либо никогда не любил, либо никогда не задыхался, впрочем, любовь и удушье суть одно и тоже, а если ты не знаешь об этом, то тогда, вообще, не произноси таких слов, как Ислам и Нью-Йорк, потому что, только безумной любовью можно оправдать безумную ненависть и наоборот.

ОНА: Интересно, а чем же тогда можно оправдать, совращение малолетних девочек, отцами католической церкви, уж не безумием ли, или может быть тем, что дело происходило не в Америке, а на сто метровой глубине Баренцова моря?

ОН: Смотря, что считать совращением? Если обман, то это дело суда, а не твое собачье дело, а если взаимность, то я бы говном забросал государство, запрещающее мне любить тринадцати летнюю девушку, желающую моей любви.

ОНА: Ложь! Потому что, она не знает чего хочет, а делает это из желание казаться взрослее, чем она есть.

ОН: Ложь! Потому что, когда Нина Чавчавадзе выходила замуж за Грибоедова, на парапете памятника, которому, сидят ее сверстницы в ожидании любви, ей было тринадцать, а если ты сейчас, скажешь, что нынешнее поколение отличается от поколения дворян 19-го века, то я навсегда прекращу любые диалоги с тобой, потому что, когда я слышу подобную чушь, то мне кажется, что такие мысли может высказывать лишь тот, по ночам дрочит на фото Анны Курниковой, или трахает в жопу знаменитого телеведущего, а днем принимает законы о борьбе с порнографией.

ОНА: Я не смогу так, сказать, потому что, ты специально не написал мне этого текста. Потому что, хоть ты и говоришь, о всемирном добре и справедливости, однако же, текст этого представления составил так, чтобы звучала только твоя мысль, а другие мысли, казались бы банальными, в сравнении с твоим псевдо разумным мышлением.

ОН: Ложь! Потому что ты думаешь точно также, и хотя у тебя есть московская прописка, ты все равно считаешь всех ментов козлами, за то что, они проверяют паспорта на улицах и избивают не в чем неповинных людей, между тем, как, некоторые выходцы с Кавказа, имеющие московскую регистрацию, посещают любимые мюзиклы, и собираются другие, полюбившиеся места в Москве. А если ты сейчас, скажешь, что думаешь иначе, то я больше руки тебе не подам, так как меня уже тошнит от всего этого говна, которое принято считать демократией, и я убежден, что так считают миллионы людей живущих на этой планете, но когда приходит время высказаться, то, оказывается, что у одних рот набит свиной колбасой, а других сегодня суббота, а в этот день даже бог почивал от трудов своих, из чего следует, что нужно нажраться мацы, включить телевизор, и смотреть репортаж о наводнении в Сибири, повторяя про себя нам бы ваши проблемы. Представляю, что было бы, если б бог внял этим словам, и помимо взрывов на рынках и площадях, жители Иерусалима, ходили бы еще по пояс в воде.

ОНА: И вот, чтобы как-нибудь ответить тебе, чтобы сказать тебе, что-нибудь такое, что тебя бы по настоящему задело, я скажу правду. Проблема, ведь, не в том, что несчастные арабы загнаны в безвыходную ситуацию, и что еврейские дети в этом не виноваты. И не в том, что у нас за горстку травы, растущей даже на огородах, могут посадить на пять лет в тюрьму, а за водку, от которой вся страна потеряла голову, и от которой мужчины бьют женщин по беременным животам, тебя максимум продержат ночь в кутузке, и выпустят героем. А проблема в том. Настоящая, твоя проблема в том, что ты не можешь любить людей. Что ты тринадцати летним девочкам рассказываешь, о том, как хорошо по быстрей расстаться с девственностью, объясняя это тем, что они хотят повзрослеть, а они даже не успевают понять, что произошло. Ложь в том, что ты в жизни не общался с Саньками из Серпухова, и наплевать тебе, как они там живут, и кого они там убивают, но ты будешь со слезами на глазах, рассказывать историю, чужой, для тебя жизни. Будешь страдать, над проблемой, которой, для тебя просто, нет. Потому что, после таких выступлений ты идешь в Пропаганду, а Санек, о котором ты рассказывал, наверное, идет в жопу, или куда подальше. В этом проблема. И это проблема по настоящему твоя. А только о своей проблеме и может говорить творческий человек, и я вряд ли тебе поверю, что ты ночи не спишь оттого, что каким-то там, московским бомжам негде ночевать. Ложь! И про то, что ты, нанюхавшись героина, бродил по рынку в Арабских Эмиратах, ложь. Ты никогда не был в этой стране, и нюхать героин ты в жизни не станешь, потому что все твои друзья и знакомые знают, какой ты рациональный человек. Ты только и можешь, что лежать в своей комнате, с выключенным светом, слушать в тысячный раз Стинга, теребить ручонками, свой орган, и представлять, как ты идешь в белом мусульманском платке по арабскому миру.