Кинжал с красной лилией - [24]

— Где... где... Антуан? Я хотела сказать... месье де Сарранс?

— Понятия не имею, мадемуазель, — совершенно искренне ответил Тома. — А вы, я вижу, очень взволнованы.

— И есть причина! Я так... так счастлива!

— Неужели до такой степени? Тогда не спешите так, успокойтесь.

— Не могу! У меня нет времени. Я должна увидеть его... сказать ему...

— Господи, Боже мой! Что же вы хотите ему сообщить?

— Маркиз де Сарранс, его отец, только что попросил моей руки у моей матери. Мы с Антуаном поженимся! И нам не нужно будет беспокоиться о будущем, потому что сам он женится на богатой флорентийке! Замечательно, не правда ли?

Голубые глазки девушки сияли радостью, и, когда она начала говорить, у Тома от сочувствия к ней сжалось сердце, — ее счастье могло разбиться, не дожив до рассвета, но ее последние слова умерили сострадание: разве думают о деньгах, когда исполняется мечта, которая казалась недостижимой?

— Примите мои поздравления и пожелания всяческого благополучия, мадемуазель! А что касается де Сарранса, могу вам только сказать, что... господин Главный увел его куда-то, взяв под руку, так как собирался сообщить ему нечто очень важное, — солгал Тома, желая обеспечить Антуану покой хотя бы на этот вечер. Ведь его друг очень в нем нуждался, чтобы хотя бы сообразить, на каком он находится свете. — Думаю, что ему уже сообщили вашу новость и...

— Как ее могли сообщить, когда все произошло всего десять минут назад?

— А вы разве не знаете, что главный конюший всегда в курсе всех новостей? Они доходят до него гораздо раньше, чем сами заинтересованные лица? Но он собирался сообщить Антуану нечто другое и очень, очень важное.

— Что может быть важнее нашей свадьбы? Или вы считаете это событие незначительным?

«Уж и обиделась, — отметил со вздохом Тома. — Как же ослепила Антуана влюбленность, если он не заметил, что она не только сухая, но и пустенькая!»

— Ничего важнее и быть не может, — примирительно проговорил он вслух. — Как вы знаете, мы живем с Антуаном в одной комнате, я дождусь его, и как только он придет, буду иметь удовольствие сообщить ему, что вы его искали. Нет сомнения, что он появится у вас, едва дождавшись рассвета! А этот вечер, я думаю, вам лучше всего провести возле королевы. Она будет очень рада поздравить вас с вашей свадьбой.

— Вы так считаете?

— Уверен, — подтвердил Тома с широчайшей улыбкой. — Не будете же вы блуждать всю ночь по дворцу и городу! Это было бы неприлично. Что скажет об этом Ее Величество?

Ни для кого не было секретом, что Мария де Медичи относилась к своим фрейлинам, как к мебели, но все также знали, что если ей пришло в голову позвать какую-нибудь даму, то той лучше было бы оказаться на месте.

— Без сомнения, вы правы, месье де Курси. Пожалуй, вернусь на свое место. Примите мою благодарность.

— Мои наилучшие пожелания!

Они раскланялись и разошлись каждый в свою сторону: Элоди отправилась в просторную переднюю, где обычно накрывали ужин для короля с королевой, а Тома спустился вниз по лестнице и стал расспрашивать об Антуане швейцарцев, которые ее охраняли. Ему непременно нужно было его отыскать и предупредить о свалившемся на его голову «счастье», чтобы он успел приготовиться к свиданию и не наделал глупостей. По счастью, оказалось, что Антуан отправился в сад Дианы, который находился неподалеку и куда выходили окна покоев королевы.

Там он и сидел на каменной скамье возле статуи нимфы, уперев локти в колени, положив подбородок на сомкнутые ладони и не сводя глаз со слабо освещенных окон. Он подстерегал тень, чудесный силуэт, но ни один из мелькавших там не походил на ту, что так внезапно вырвала его сердце из хорошеньких ручек Элоди. Он не мог забыть волшебного взгляда. Единственного, которым они обменялись, но сколько в нем таилось обещаний! Шаловливое лукавство в темных глазах Лоренцы вдруг сменилось сиянием радости. В этот сладостный миг они доверились друг другу с той же неоспоримостью, как если бы бросились друг другу в объятия. Но едва только протянулась между ними нить, как ее тут же оборвали нелепые обстоятельства и мечта уступила место уродливой, издевательской действительности: возлюбленная будет его мачехой! Воистину, если бы он не умирал от горя, он бы умер со смеху.

Антуан заметил, что у него текут слезы, когда их промокнул чужой платок.

— Ты истерзал себе сердце, — сказал Тома шепотом. — И боюсь, тут не обошлось без моей вины. Если бы я не рассказал тебе о приезде кареты с уродом-тетушкой, ты бы повел себя по-другому.

— Не преувеличивай! Я был уверен, что, кроме руки Элоди, мне ничего на свете не нужно. Тебе не в чем себя упрекнуть. Упрекать я могу только самого себя.

— Спасибо на добром слове, но от этого не легче ни тебе, ни мне. Я хочу, чтобы ты все-таки опустился на землю, поэтому, слушай: твой отец попросил для тебя руки вышеозначенной Элоди, и она вместе с ее матушкой пребывают в несказанной радости.

— Как? И ее мать тоже? Она, я понимаю, но ее мать...

— А я не понимаю, почему тебя это удивляет. Теперь ты окутан золотым ореолом приданого, которое скоро получит твой отец. Из полуголодного претендента ты стал завидным женихом.