Киносценарии и повести - [26]

Шаг влево, шаг вправо - и крут разговор, но прост до предела. И кто-то прощально кричит "Nevermore", и валится тело, и девочка, волю давая слезам, грозит кулачком неживым небесам, и все понимают по синим глазам: она не хотела.

Она не хотела, никто не хотел, но, веку в угоду, развязку придумал дурной драмодел, не знающий броду. Кончается век, не кончается снег, и вряд ли найдется еще человек, который пойдет на подобный побег в такую погоду.

39.

Словарь любви невелик. Особенно грустной, поздней. Сегодня куда морозней вчерашнего, но привык

к тому я, что так и есть, что тем холодней, чем дальше. Вблизи все замерзло. Даль же туманна, и не прочесть

ни строчки в ней из того нетолстого фолианта, где два... ну - три варианта судьба нам дала всего.

40.

Сымпровизируй, пожалуйста, утренний чай на двоих. Только давай уж не жаловаться на пустоту кладовых.

Флаги салфеток крахмальные в кольца тугие продень. Кончилась ночь, моя маленькая, и начинается день.

Кончилась ночь, моя миленькая, скоро на службу пора. Хлопает дверь холодильника. День начинают с утра.

41.

Помнишь пласнику Брубека: "Пять четвртей"?.. Все мы никак не врубимся ловим чертей,

все убегаем заполночь в сети подруг в ступе дурного сна толочь встреченность рук.

Помнишь, как пола Дезмонда пел саксофон словно в ночи над бездною сдавленный стон?

Ежели помнишь - стало быть помнишь и то, как просто надевала ты в полночь пальто, только всего и дела-то: ветер, стынь...

Право, и не припомню я ночи лютей: выстуженная комната. "Пять четвертей".

42.

К сонету я готовлюсь, точно к смерти: с шампунем ванна, чистое белье, смиренный взор... А, впрочем, вы не верьте, поскольку я немножечко вые...

Не может быть! А как же холод Тверди, сухое горло, в легких колотье, а как sforzando Requem'а Верди? А вот никак! и дело - не мое!

Хотите, поделюсь секретом с вами? Я попросту шагаю за словами, топча тропинок пыльное былье,

и ничего не знаю. Знаю только, что в Минусинске ждет княгиня Ольга, и не было б стихов, не будь ее.

43.

Осталось семь стихотворений, и книга все, завершена. Не слишком толстая она, но есть в ней пара озарений,

нестертых рифм пяток-другой, игра понятьями, словами, но главное - беседа с Вами, единственный читатель мой,

единственный мой адресат в том городке периферийном, который счастье подарил нам и этим - вечно будет свят.

44.

Минорное трезвучие мажорного верней. Зачем себя я мучаю так много-много дней,

зачем томлюсь надеждою на сбыточность чудес, зачем болтаюсь между я помойки и небес?

Для голосоведения мой голос слишком тощ. Минует ночь и день, и я, как тать, уйду во нощь

и там, во мгле мучительной, среди козлиных морд, услышу заключительный прощальный септаккорд.

И не ... печалиться: знать, где-то сам наврал, коль жизнь не превращается в торжественный хорал,

коль так непросто дышится и, коль наперекор судьбе, никак не слышится спасительный мажор.

45.

Минутка... копеек на 40 всего разговор потянул, но сразу рассеялся морок, а город, который тонул

в почти символическом мраке как будто бы ожил, и в нем дорожные пестрые знаки зажглись разноцветным огнем.

И девочка, словно из дыма, но в автомобильной броде легко и неостановимо под знаками мчится ко мне.

46.

Как сложно описать словами шар, особенно - в присутствии ГАИ, но можно загребать руками жар и в случае, когда они свои.

Весьма тревожно выглядит пожар, весьма неложно свищут соловьи, но тошно под созвездием Стожар признаться в негорячей нелюбви.

Во Франции словечко есть: clochar, которые - плохие женихи... Как гнусно разлагаются стихи мои...

47.

Разлука питает чувство, но может и истощить. Касательно же искусства имею я сообщить:

питает ли, не питает тут черт один разберет... Но сахар, известно, тает, когда его сунешь в рот.

Свобода ассоциаций, бессонницы дурнота заставят не прикасаться во всяком случае - рта: орального аппарата. Ну надо ж придумать так! Видать, постарался, мата чурающийся мудак.

Разлука и есть разлука немилая сторорна. Отчасти разлука - скука, отчасти она - луна,

которую равно видно со всех уголков земли. Не слишком веселый вид, но попробуй развесели

себя ли, тебя ль, когда мы за несколько тысяч верст... И образ Прекрасной Дамы прикрыл половину звезд.

48.

Далеко Енисей, далеко Нева. У окошка сидит Оля Конева,

у окошка сидит да на белый свет все глядит-глядит. Только света - нет.

Ой ты Олечка свет Васильевна, моя звездочка негасимая,

улыбнись светлей, разгони тоску, приезжай скорей в стольный град Москву.

Я тебя по кольцу по Садовому поведу-понесу к дому новому,

где одно окно на полгорницы и всегда оно светом полнится.

Усажу тебя ко тому окну и в глазах твоих потону-усну.

49.

Тревожит меня твой кот, как будто, его любя, ты в руки даешь мне код к познанью самой себя.

Пророчит кот, ворожит над сальной колодой карт: она от тебя сбежит, едва лишь настанет март.

50.

Оркестр играет вальс. Унылую аллею Листва покрыла сплошь в предчувствии зимы. Я больше ни о чем уже не пожалею, Когда бы и зачем ни повстречались мы.

Оркестр играет вальс. Тарелки, словно блюдца, Названивают в такт. А в воздух густом, Едва продравшись сквозь, густые звуки льются, Вливаются в меня... Но это все - потом.