Киносценарии, 1982. Второй выпуск - [7]

— Я с тобой хорошую жизнь прожила, Гриша, — неожиданно легко, словно утешая мужа, проговорила Евгения Федоровна. — Не жалею ни об одном дне.

Березин промолчал, только покивал головой, словно повторяя про себя ее слова.

— Даже если полюбишь кого, я и на то готова, лишь бы возле тебя быть.

Березин замер.

— Ты для меня один, Гриша, и другого не будет. У тебя может еще кто быть, а у меня не будет. Никогда не будет.

— Женя, что ты в самом деле, и мне, и себе душу мытаришь… С тобой же я, с тобой и никуда не денусь. Если и уезжаю когда, то по делам.

— Я тебе не контроль, Гриша…

Евгения Федоровна повернулась и медленно направилась в спальню. Лицо полно ожидания — остановит, позовет, приласкает… Нет, Березин продолжал курить, сумрачно глядя в окно.

В спальне она рухнула на кровать, зарыв лицо в подушку.

Березин докурил сигарету, пошире распахнул окно и с наслаждением подставил лицо прохладному ветерку.

С балкона гостиничного номера Ольга Семеновна Чернобривцева задумчиво смотрела в ночь. Вокруг неистовствовали цикады.

На соседний балкон вышел Антон Петрович Хоменко.

— Ну, как вам французы, Ольга Семеновна? Но Чакан-то, вот дед! Международный бабник оказался!..

— Ну что вы, — укоризненно повела плечами Чернобривцева. — Там, по-моему, все было романтично и возвышенно. У них платонические отношения…

— Боюсь, что наш дед с философом Платоном не нашел бы общего языка, — усмехнулся Хоменко. — Ну да бог с ними… Я с вами поговорить хотел, Ольга Семеновна. Может, зайдете ко мне?

Чернобривцева, пожав плечами, направилась в номер секретаря райкома.

— Говорите, Антон Петрович. — Голос у Ольги был отчужденный, бесцветный.

— О Березине хотел поговорить с тобой.

— Догадывалась.

— Ну и как будет дальше?

— Да никак.

— Ишь, какая смелая! Ты что, другого мужика не могла себе найти?

— Не смогла, как видите.

— Вышла бы замуж за кого-нибудь.

— За кого-нибудь замуж не выходят.

— Да что ты в этом Березине нашла?! Подумаешь, выдающийся директор! Зазнайка он, твой Березин!.. Фар, фан… фон-фараон!.. С людьми не умеет обходиться!

— Умеет, — вздохнула Чернобривцева. — Умеет, Антон Петрович. Так уж, прямо говоря, я виновата. Все это время кляну себя… А как побывала у Березиных в доме, совсем покой потеряла… Но как быть? Как?!.

— Придется тебе уехать из района, Ольга, — совсем уж по-отечески проговорил Хоменко. — Другого выхода нет.

— Да не выход это, Антон Петрович! Вы думаете, я уеду, он здесь останется? Не-ет, за мной уедет, верьте мне… Не любит он ее… Может быть, для нас двоих это и выход, да как же свое счастье на чужом горе строить!..

— А то и на чужой жизни, — вздохнул Хоменко.

— Хороший вы человек, Антон Петрович, — повернула к нему заплаканное лицо Чернобривцева. — И секретарь настоящий. Да только этот клубок нам самим придется распутывать.

— Видишь, до истины добрались совместными усилиями. Глядишь, и другие дела тоже правдой обернутся…

— Вы о чем, Антон Петрович?

— Да все о том же, Ольга Семеновна. О делах березинских. Жалуются на него люди… И придется нам с тобой завтра на дирекции этот вопрос слушать.

— Антон Петрович, — взмолилась Чернобривцева, — да как же я могу?..

— А вот так же, — жестко ответил Хоменко. — Ты, Ольга Семеновна, райисполком представляешь. Не можем мы проходить мимо жалоб… Не знаю, почему человек не подписался. Может, его Березин запугал. У твоего Березина силы — во!.. — Хоменко сжал кулак и потряс им в воздухе.

Маленький зеленый дворик, примыкавший к совхозному кафе, еще освещен, хотя перевернутые стулья уже поставлены на опустевшие столы. Только один столик был занят — здесь за бутылью виноградного вина сидели Костоглод и Захар Дудко.

— Вот ты на меня обиделся сегодня, а зря, — улыбаясь, вкрадчиво говорил Костоглод. — Я ведь такой же, как все вы, — простой человек. Директор и так либералом называет… Хочешь, говорит, добреньким со всеми быть, народ, говорит, держать надо. Тогда, говорит, толк будет.

— Все вы ангелы, — пробубнил Дудко. — Один я…

— Он ведь в прокуратуру хотел дело передать на тебя, насчет рыбы, — доверительно сообщил Костоглод. — Я отговаривал, но он настаивает. Все равно, говорит, передам.

— Ну, это ты не загибай. Он сам меня послал рыбу продавать. Продай, говорит, по магазинной цене, а деньги сдай. Ну, я продал. И сдал. Не все, конечно. Клавдия взяла чуток. Ну, и мне, ясно дело, положено…

— Это он тебе сказал. А мне — другое: чтоб я приготовил дело на тебя в прокуратуру… Ну, давай выпьем, ладно…

— Нет, ты мне скажи, что он тебе говорил! — налился пьяной яростью Дудко.

— Я ж тебе объяснял… Я сказал, прокурору уже сообщил. И дело на тебя уже заведено.

— Ну, я ему это припомню, — выкрикнул Дудко. — Он у меня попляшет…

— Что ты можешь сделать? — махнул рукой Костоглод. — Ему вон сам секретарь райкома Чернобривцеву для отдохновения привозит. С доставкой на дом, так сказать…

— Вы скоро закругляетесь? — подошла уборщица с тряпкой в руках. — Что мне ночевать тут с вами?

— Переспим как-нибудь без тебя, мамаша, — хихикнул Костоглод. — А будешь шуметь, зараз проверю, сколько ты домой с кухни понесешь.

— Ах, ах, напугал! — отрезала уборщица, но от стола отошла.