«Кинофестиваль» длиною в год. Отчет о затянувшейся командировке - [76]

Он взглянул на меня и гулко расхохотался.

— В Париж, говорите? Меня предупреждали, что вы будете проситься в Париж…

Предыдущие удары шли вразброс, зато этот оказался прицельным: взаимная информация у них, как и следовало ожидать, налажена четко. У меня внутри захолонуло и оборвалось, но топтать меня он не стал, в его намерения это не входило.

— А я бы, представьте, не возражал, — продолжал он, оборвав смех. — Ваше выступление в «Ридерс» — идея перспективная. Я бы сам ее предложил, вы меня опередили. И это хорошо, что опередили. Хорошо, что знаете себе цену, значит, столкуемся. Только в Париж поедете потом, а сначала в Штаты…

— Почему?

— Мог бы не объяснять, но объясню. У нас в журнале особая специфика и сложный производственный цикл. Рукописи проходят многоступенчатую редактуру. Как бы вы ни старались, с первой попытки у вас ничего не получится. Дайджестирование — это искусство, лучшие наши редакторы овладевали им годами. И все-таки это процесс медленный. Статьи, которые я вчера выслал из Парижа как готовые, попадут в лучшем случае в сентябрьский номер. А если вы отправитесь сразу в Штаты, шесть месяцев могут сократиться до четырех.

— Любопытно.

Что я, по-вашему, мог и должен был ему сказать? Что Париж меня устраивает больше, потому что там Сабов? Что я действую по заветам Ходжи Насреддина, писать ничего не хочу и не буду, а потому прошу не поджимать сроки? Нет уж, снявши голову, по волосам не плачут. Иных ответов, кроме коротких осторожных реплик, мне было не дано.

— Послушайте, — вдруг перебил он сам себя, — а под каким именем вы ездили в «Золотую газель»? Под собственным?

Вот-те на! Выходит, взаимная информация не так уж и четка? Выходит, в ней случаются и прорехи?

— Жил под именем, какое мне тут придумали. Дэвид Лок, родился в Оксфорде. Паспорт выписан 25 января на десять лет. А почему вы спрашиваете?

— Потому что въезд в Соединенные Штаты под чужим именем расценивается как федеральное преступление. Вот упрямцы, сто раз им втолковывали, а они все свое!.. Ладно, забудьте об этом. В конце концов, это не ваша проблема…

А я не забыл. Я возвращался к свиданию с Паницей снова и снова, перебирал разговор по зернышку, взвешивал фразы, сортировал интонации. Идея перспективная… Производственный цикл — четыре месяца, а то и шесть… Федеральное преступление…

Рискованно? Да. Но и шансы просматриваются. Пятьдесят на пятьдесят. Или даже, допустим, один к трем не в мою пользу. Все равно это уже не нуль, далеко не нуль…

Но прежде чем продолжить рассказ о своих надеждах и расчетах, должен познакомить читателей еще с одним персонажем. Он возник в «фестивальной» программе почти синхронно с Джоном Дими Паницей, приотстав лишь на несколько дней. Случайно ли совпадение? Возможно, да, а возможно, и нет. Зато моя встреча с этим новым персонажем никак не случайна. С ним, единственным из всех, я был знаком и прежде. Правда, заочно.

Еще в 1980 году я посвятил ему статью в «Литгазете». Перечитав ее по возвращении на Родину, я не без удивления убедился, что статья почти не устарела. Разве что длинновата, но это не беда — подсокращу.

Прыткий Фредди и его картонная альтернатива "ЛГ" № 23 (4777), 4 июня 1980 г

«— Правда ли, что на каждой своей новой книге вы зарабатываете несколько миллиардов лир?

— Не на каждой. За первый свой роман «День Шакала» я получил меньше. А вот за «Дьявольскую альтернативу» могу получить и больше. Подсчитано, что каждое написанное мною слово приносит мне в среднем восемнадцать тысяч лир.[18]

— При такой ситуации ваша писательская работа — уже не риск, а сплошной цинизм… Каков же ваш рецепт производства бестселлеров?

— В своих книгах я всегда вывожу героя, выступающего в одиночку против всех… Что касается остальных составляющих, то на первый план я поставил бы точные технические, а впрочем, и не только технические детали. Я человек щепетильный. Если в какой-нибудь из книг я описываю, к примеру, ресторан, то любой желающий может отправиться туда и убедиться: и директор, и обстановка, и меню там именно таковы, какими изобразил их я…»

Это интервью опубликовано в итальянском журнале «Эпока». Французский журналист Франц-Оливье Жисбер взял его у знаменитейшего сегодня на Западе писателя Фредерика Форсайта.

Интервью с Форсайтом, очерки о нем, статьи и рецензии, посвященные ему, исчисляются сегодня тысячами, если не десятками тысяч. Кажется, уж и надежды-то на свежий материал нет никакой, но нет, спрос «на Форсайта» в западной печати не падает. И Форсайт, сам в прошлом журналист, охотно идет коллегам навстречу.

Великодушия тут, разумеется, нет и в помине, а только трезвый расчет: чем больше будут читать про Форсайта, тем азартнее станут раскупать написанные им книги. Тем паче что налицо, так сказать, литературное воплощение «великой западной легенды»: ведь был же безработным, без гроша в кармане, но дерзость, напор, немного удачи, и вот, пожалуйста, вместо нищего — миллионер.

Но о чем пишет Форсайт, чему посвящает свои отменно толстые романы? До недавнего времени их насчитывалось три:

«День Шакала» — о гениальном наемном убийце по кличке «Шакал», который взялся «устранить» генерала де Голля и преуспел бы, если бы не менее гениальный детектив Клод Лебель не настиг его в последний момент и не положил предел его козням очередью из автомата. Случилось это — дата указана точно — 25 августа 1963 года.