Кино, вино и домино - [58]

Он обвел всех радостными глазами и объявил:

– Кардиограмма нормальная, легкий криз от жары и переутомления. Они его на всякий случай подержат завтра в больнице. Велели всем пить шампанское!

– Урррррааааааа! – разнеслось в холле.

– Всем шампанского, за мой счет! – заорала Олеся и заплясала, выкидывая ноги потому, что Бабушкин резко начал наяривать канкан.

Вета присоединилась к ней; несмотря на недавнюю разборку, они даже схватились за руки и, повернувшись ко всем задом, синхронно подняли и без того короткие юбки, как классические французские прачки.

Шиковский откланялся и ушел спать. Ольга решила последовать его примеру, чтобы не стать свидетельницей третьего приезда итальянского медика, разнимающего Вету и Олесю. Но тут в холл вошли Борюсик, Василий Картонов, Ванька-дворянин и певец Массимо. Бабушкин даже не кивнул никому из них и уставился в клавиши.

– Мы были в гостях у чудных людей! – объявил Василий Картонов. – Они – местный крутняк! В таком красивом доме! Просто не дом, а дворец! Колонны, как в Большом театре!

– У мафии, что ли? – скривился Бабушкин, было ясно, что его куда-то не взяли и он злится.

– Мне-то какая разница, мафия-шмафия? Мне все равно, кого лепить! Мы, скульпторы, все проверяем на ощупь. Вон купят у Ваньки дворянство, и уже не мафия. – Он привычным жестом обнял Ольгу, она привычно отстранилась.

Борюсик сел за столик и молча закурил. Массимо подошел к роялю, хлопнул Бабушкина по плечу и подыграл ему на низких клавишах.

– Знаете, термин «мафия» часто используют не к месту. Ведь сначала он означал «сообщество» или «семья», – учительским тоном пояснил Егор. – В 1282 году произошло восстание «Сицилийская вечерня». Тогда сицилийцы перебили французских завоевателей. Мафия – это очень сложная структура общества, но, запомните, в ее фундаменте раньше лежали патриотические интересы!

– Как это ты сказал? «Сицилийская вечерня»? Отлично! Надо запомнить! Почти как Тайная вечеря. Так же кассово. Можно так назвать скульптуру! – Василий Картонов был чудовищно необразован и, подхватывая чужие слова, всегда потом употреблял их некстати.

В холле возникло две электрических дуги. Одна шла от Бабушкина, демонстративно не замечавшего Борюсика, вторая – от появившейся Даши к демонстративно не замечавшему ее Картонову.

Ольга поняла, что в прилепившемся Борюсике Картонов нашел не только переводчика, но и местного гида по нужным людям. Выдержать такую конкуренцию Даша не могла даже с помощью инфернальных кружевных платьев, крупных украшений и английского в совершенстве.

Ольге стало жаль ее, она решила предотвратить момент, когда Картонов начнет при всех уговаривать ее пойти в свой номер, выскользнула из его рук и перебралась почти вплотную к Бабушкину.

– Максимыч, – прижималась Олеся к певцу Массимо своей пестро-крашеной прической. – А как мы с тобой тогда орали «Санта Лючию»? Давай на бис! В лунном сияяяянии море блистаааааает!

– Почему эти кошелки так падки на искусство? Зачем они прутся на фестивали? Богатые должны заниматься благотворительностью, а не искусством! Для искусства нужны мозги и вкус, а это не продается! – бубнил Ольге Бабушкин, играя музыку «Битлз».

– А для благотворительности нужно сердце! А оно тем более не продается! – тихо откликнулась Ольга.

– Я вижу, что вам нравится Картонов! Вы делаете на него стойку! Объясните мне почему? Он же пустышка! Или он, по-вашему, мачо? Да? – злобно спросил Бабушкин.

– Игорь, щеки расслабьте! А то у вас выражение лица как у ротвейлера, перед тем как он кидается, – шепнула Ольга.

– А что вы хотите, если мне весь месяц идет не та карта?.. Конечно, как у ротвейлера, если везде шулеры, везде!

– Максимыч, чин-чин! – кричала Олеся пугливому Массимо, прижимаясь к нему бедром в кожаной юбочке.

Даша подошла к Картонову и что-то обиженно выговаривала ему, Галя Упырева ругала бармена за плохо приготовленный свежевыжатый сок, Вета пританцовывала перед Андреем Николаевым. Борюсик мрачно курил одну за одной и напряженно поглядывал в сторону Бабушкина.

Ванька-дворянин подошел к Ольге, угостил конфетой и пожаловался:

– Васька Картонов обещал, что будем на пляже валяться, а сам таскает и таскает меня по хатам. Я уже на их макароны смотреть не могу! Оль, у тебя с собой нет никаких дисков с нормальным кино?

– Вань, ну какие диски, мы же на кинофестиваль приехали.

– Это все не мое. Я «Звездные войны» в киоске видел, но, блин, на итальянском или на английском. Для людей ваще ничего!

– Не горюй, всего два дня осталось, – утешила его Ольга и пошла спать.

У лифта ее перехватили Голубевы. Жена отчаянно сказала:

– Мы так волнуемся за дедушку…

Так к нему прикипели!

– Все будет хорошо! – кивнула Ольга. – Спокойной ночи!

Из постели написала своим эсэмэс: «была на улице бутиков купила всякой дряни». Муж ответил: «мне нужны летние босоножки». Дочь ответила: «купила себе новый плащ?» Сын ответил: «планету погубит общество потребления».

Ольга была нережимный и несистемный человек. Муж был режимный, ему было сложнее обогнуть перемены в стране, он ждал команды и готов был выполнять ее лучше всех.

Дети были пополам. Дочка – режимная, сын – богема. Жизнь дочери раздражала Ольгу, жизнь сына раздражала мужа, он любил заявить, что из парня ничего не получится. Словно из него самого получилось что-то необыкновенное…