«Кино» с самого начала - [57]

Я из тех, кто каждый день выходит прочь из дома

Около семи утра.

Да, из тех, кто каждый день уходит прочь из дома

Около семи утра.

И что бы ни было внизу – холод или жара,

Я знаю точно, завтра будет то же, что и вчера,

Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома

Около семи утра.

В это утреннее время там внизу все так похоже

На кино.

Да, в это утреннее время там внизу все так похоже

На кино.

Я беру зубную щетку, открываю окно,

Я ко всему уже привык, все началось уже давно,

Да, в это утреннее время там внизу все так похоже на кино.

Я сажусь в какой-то транспорт и смотрю,

Куда он привезет меня.

Я снова сел в какой-то транспорт и смотрю,

Куда он привезет меня.

Со мною рядом кто-то едет из гостей домой,

Зачем я еду, я ведь так хотел остаться с тобой,

И сажусь в какой-то транспорт и смотрю,

Куда он привезет меня…

Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома

Около семи утра.

Да, я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома

Около семи утра.

И в моей комнате, наверное, дуют злые ветра,

И в этой песне нету смысла, эта песня стара,

Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома

Около семи утра…

Глава 11

«Зеленый змий – что еростат, – сказал однажды Артем Троицкий, – голову отрубишь, две вырастет…» Мне кажется, что эти стихотворные строки применимы не только к собственно зеленому змию, а и к внутренней политике нашей страны. После смерти любимого Леонида Ильича, портреты которого в той или иной форме имелись едва ли не в каждой из битнических квартир, высокий пост главы государства занял крепенький гриб-боровик Юрий Владимирович, и только мы начали привыкать к его причудам, как его сменил совсем уже старичок-лесовичок Константин Устинович. В моей памяти два этих лидера слились воедино, и я вспоминаю те годы как время правления двух господ одновременно. Собственно, со сменой одного на другого ничего особенно не менялось, разве что при Андропове появился новой сорт дешевой водки – андроповки, если кто помнит, да и хватать людей на улицах начали уже просто средь бела дня.

– Почему не на работе? – грозно спрашивали дружинники болтающихся по улицам битников. Обычно я отвечал, что работаю во вторую смену, и хотя я к тому времени нигде не работал, дружинники оставляли меня в покое – они довольно халатно относились к своим обязанностям, как и все работающие на государство советские люди, и не проверяли полученную от меня информацию. Вообще, время было чрезвычайно мрачное, и я думаю, что публицисты, ныне кормящиеся на описаниях сталинских репрессий, могут быть спокойны: когда эта тема себя исчерпает, то их ждет еще непаханое поле восьмидесятых – время тихого террора Андропова – Черненко. И на фоне всеобщей тупости и беспредельного маразма, в который окончательно и бесповоротно, решительно и, как всегда, очертя голову, погрузилась наша великая держава, отдельные выродки, как сказал какой-то милиционер, беседуя с очередным задержанным битником, не шли вместе со всеми по широкой ровной дороге, а искали узкие кривые тропинки, ведущие в сторону…

Заходили иногда вялые и беспочвенные разговоры об эмиграции – реально нам эмигрировать было практически невозможно, хотя многие и хотели, и все кончалось в результате уверениями друг друга в том, что: «Я вот сейчас, в домашних тапочках и футболке готов рвануть в Америку…» Но это, повторяю, были по тем временам несбыточные проекты. Можно, конечно, было жениться на ком-нибудь из враждебного капиталистического лагеря, но как-то с кандидатурами невест дело было довольно туго.

И мы жили в своем, отдельном мире, в другом измерении. Это не был мир иллюзий – иллюзией, скорее, было все окружающее, весь народ, который дважды в году раскрашивал себя в красный цвет и пер на демонстрации, а остальные 363 дня старался выглядеть как можно более неброско и неприметно. Мы же находились хоть и в маленьком, но реальном мире, читали литературу, написанную на нормальном языке, а не на советском «нью-спике» – книги Набокова, Аксенова, Орвелла; слушали хорошую музыку; жили по простым человеческим законам, а не по законам социалистического общежития. Рок-н-ролл оставался для нас единственной областью приложения своих сил и способностей, и мы играли в игры: одни – в рок-звезд, другие – в рок-фанов. Было совершенно очевидно, что как музыканты большинство «рок-звезд» абсолютно несостоятельны, но играть было интересно, и некоторые продолжают заниматься этим и по сей день.

Мы продолжали бурную концертную деятельность в Москве и не только, чаще и чаще случались концертики в родном городе. Как-то раз мы играли для иностранных друзей, не владеющих русским языком, и, как ни странно, им тоже понравилась наша программа. Этот концертик для девушек из Гамбурга, а также для всех наших друзей проходил дома у Ливерпульца, с которым как-то нас познакомил Борис. Ливерпульца прозвали так за то, что в бытность свою студентом университета он был отправлен со всей своей группой на стажировку в Англию и один семестр обучался английскому языку на родине Beatles. Вернулся он оттуда совершенно другим человеком и начал вести такой образ жизни, про который можно смело сказать словами одного из героев известного фильма «Асса»: «Я был нетрезв, и мое поведение недостойно советского офицера…» Дома у Алексиса-Ливерпульца было довольно миленько: он тащил к себе все, что только возможно и что плохо лежало, – тут стояли и висели чучела диких зверей и птиц, повсюду сверкали таблички – «Не стой под стрелой», «Пьянству – бой», к которой была сделана приписка «Пьянству – герл», «Не работай» и так далее. Из Англии наш приятель привез массу пластинок и книг, и у него можно было провести время приятно и не без пользы.