Кинг - [23]

вслух:

— Знаю, это странно, но я скучаю по тебе. А еще более странно то, что я постоянно говорю тебе это, но мне правда жаль. Мне жаль, если то, что делаю я, не является тем, что сделала бы ты. Я хотела бы, чтобы здесь была ты, а не я, потому что голодание на улицах не та жизнь, которую я хочу для тебя или себя. Мне жаль, что я подвела тебя.

Просыпаясь каждый день, я надеюсь, что ты вернёшься. Мне стыдно за то, что я делала ранее, за то, что пыталась продать свое тело ради защиты. Это был момент слабости, но отныне с меня хватит. Я справлюсь сама. Я смогу защитить себя. И мне стыдно за то, что произошло с Кингом. Не знаю, как много смогу вынести, но я обещаю, что не позволю ему трахнуть меня. Или тебя. Или лучше сказать нас обеих? Это была бы самая странная гребаная оргия в мире.

Я громко рассмеялась, касаясь губами грязи и случайно втягивая ее в рот. Я закашлялась и начала плеваться, пока кусок не выпал изо рта.

— Я постараюсь лучше. Обещаю. Я смогу выжить… Ради тебя.

 

ГЛАВА 9.

Доу

Как только взошло солнце, я встала с земли.

Я поплелась по дороге, на которой выбоин было больше, чем асфальта. Волоча ноги несколько часов подряд, я шла, покрытая грязью, которую солнце запекло в застывшие куски глины.

Каждый шаг по траве на обочине трассы отдавался болезненной агонией во всем теле. Каждая травинка резала мои стопы словно лезвием, отчего каждый последующий шаг причинял только больше боли моим голым, поцарапанным и окровавленным ногам.

Хромая, я плелась в неизвестность, пока наконец-то не наткнулась на первый признак цивилизации: квартирный комплекс.

Мне нужен был телефон, или полицейский участок, или церковь. Кто-нибудь, кто мог бы помочь, но у меня не было сил искать что-нибудь еще. Я хотела присесть и собраться с духом, потому что мое тело сейчас напоминало серую тучу из смятения, истощения и обезвоживания.

Почему Кинг отпустил меня?

Что-то в его нерешительности цепляло меня за живое. Часть меня ожидала, что в любую секунду он выскочит на дорогу и утащит в свою машину. Возможно, поцелуй изменил его решение? Он думал, у него получится использовать меня для своих развратных целей, но после поцелуя понял, что, скорее всего, разочаруется? Поэтому он отпустил меня?

По-другому быть не могло. Но тогда почему, если он убил Никки, ему не убить и меня? Почему он пожалел меня, но так расправился с ней?

Ничего из этого не имело ни капли гребаного смысла.

После очередных мыслей о том, что со смертью меня разлучали секунды — кстати, не впервые за последние тридцать шесть часов — свобода была тем, о чем я даже не мечтала.

Но вновь вернуться на улицу было своего рода пленом. Свобода, по крайней мере, давала выбор.

А у меня он до сих пор не появился.

Я поплелась к комплексу. Старое, неухоженное, маленькое здание. Десять отделов, тесно прилегавших друг к другу, были прикрыты от солнца темным козырьком. Половина досок как попало заменили фанерой. Из бетонной дорожки ввысь пробивался колючий сорняк.

Не в силах сделать больше ни шагу, я оперлась на стену и сползала по доске, пока моя задница не ощутила под собой бетон. Наконец-то у меня было спасение от палящего солнца, которое будто кислотой разъедало мою кожу.

Мне просто нужно было немного посидеть, перевести дыхание и собраться с мыслями.

— Ты не можешь находиться здесь, девочка. Проваливай.

Хриплый мужской голос прозвучал из ниоткуда. Передо мной стоял мужчина в футболке размера на три меньше с изображением единорога, перепрыгивающего через радугу. Он возвышался надо мной, скрестив руки на груди.

— Ты глухая, что ли? Ты не можешь тут оставаться. У меня здесь не скопище отбросов, — он лениво пнул мое бедро ногой в кроссовке. — Вали. Сейчас же.

— Прошу. Мне всего лишь нужен телефон. Пожалуйста? — умоляла я его.

Слова превратились в сухой скрип. Мне даже было плевать на тот факт, что, когда я позвоню копам, они просто закинут меня в очередной групповой дом (прим. пер.: групповой дом — дом для совместного проживания «трудных» и бездомных подростков и молодых людей).

Я думала только об одном единственном.

Мне необходимо рассказать об убийстве. Может, Никки и была шлюхой и воровкой, но она не заслужила из-за этого смерти.

Иногда мне казалось, что она ненавидит меня, но Никки — это все, что у меня было.

Мужчина вздохнул с явным раздражением.

— Зачем он тебе? — спросил он, ныряя пальцами в пачку «Читос» (прим. пер.: кукурузные шарики или палочки), которую держал в руке.

Закинув целую горсть шариков себе в рот, он слизал с пальцев сырный порошок.

— Пожалуйста. Вы должны мне помочь. Меня похитили. Заперли в комнате, приковав наручниками к кровати. Я сбежала и провела ночь в лесу. Я шла весь день. Мне нужна вода, я обгорела и устала. Это первое место, попавшееся мне на пути. Пожалуйста, мне необходимо позвонить в полицию. Мою подругу… Мою подругу Никки убил тот же человек, который держал меня у себя.

Он сунул еще одну горсть чипсов в рот и вытер пальцы о единорога.

— Неужели? Тебе повезло. Я как раз работаю патрульным в этом округе. Меня зовут Крестор. Так что можешь рассказать мне свою историю, — он приподнял жировую складку на своем животе и показал прикрепленный к ремню полицейский значок. Полупережеванные кукурузные хлопья вылетали из его рта, когда он снова начал говорить: — И кто, думаешь, убил твою подругу?