КиберШторм - [95]

И борьба эта шла на протяжении столетий, и мои предки: люди, человекообразные, приматы и те, кто предшествовал им — все они вышли из неё победителями. Каждый из этих зверей в моём роду, длинной цепочке, ведущей к самому началу жизни на Земле, выжил благодаря тому, что убил раньше, чем убили его. Я был последним в непобедимом роду миллионов убийц.

Поэтому меня не должно удивлять, что люди так жестоки.

Технологии исчезают безвозвратно, но наши инстинкты — нет, и они проявились с ужасающей быстротой, стоило исчезнуть мишуре современной жизни. Эта древняя животная суть никуда не пропадала, лишь пряталась под тонкой оболочкой, которую мы создали из телефонов, кабельного и латте.

Каждый день во сне я возвращался в грязный вшивый коридор. Лорен, чистая и недосягаемая, всегда плавала передо мной в ванне, полной пены. А в моих руках был скользкий и холодный ребёнок. Днём, пока я спал, голод утихал, но едва заходило солнце, и в небо поднималась луна, он возвращался — вместе с гневом.

Полная луна пробудила меня ото сна. Я чувствовал, как она тянет меня наружу невидимой рукой. Волосы на загривке стояли дыбом. Луна привела меня к дому Бейлоров с ножом в руке. Я был готов убивать.

Но дом был пуст.

Я спустился по тропе, ведущей вдоль склона горы мимо домика, который я видел каждый раз, когда мы ходили к реке. Я возвращался сюда каждую ночь и следил за ним, готовясь к охоте. Передо мной в свете луны мерцала крыша домика, и я терпеливо ждал, затаившись в лесу.

В одном из окон горела свеча, её колеблющееся пламя гипнотизировало меня. К свету подошёл мужчина. Был он ли среди тех, кто обосновался в доме Бейлоров? Не знаю. Он выглянул в окно и посмотрел прямо на меня. Я задержал дыхание. Нет, он не видел меня, он не мог меня увидеть.

Он разговаривал с кем-то. Он не один.

Встав однажды посреди дня, я прошёл мимо зеркала в нашей комнате и был шокирован, увидев своё отражение. На меня смотрел совершенно незнакомый человек: щёки впали, на иссохшей голове проступила короткая щетина, рёбра торчали, а кожа на руках свисала сморщенными мешками.

На меня смотрел узник лагеря смерти, и только глаза были моими, глаза в которых застыл ужас.

Луна давала мне силы, раздувала гнев, теплящийся внутри. Почему я должен сдаваться? Мой дед сражался во Второй мировой. Кто знает, через какие ужасы прошёл он? Бабушка говорила, что он никогда не рассказывал о войне, и я, думаю, понимал, почему.

Человек в окне наклонился и задул свечу.

Я крепко сжал в руке нож — острый коготь убийцы — и нащупал языком такие же острые клыки. Я не рассказал остальным, что один из парней, которые меня подвезли, обнял меня на прощание. Жалость в его глазах наполняла меня гневом.

Мне не нужна была ничья жалость.

Прячась в темноте, думая о том, как пробраться внутрь, я вдруг снова вспомнил этого паренька и его доброту ко мне.

Я посмотрел на окна, представил спящих внутри людей и заплакал. Что мне взбрело в голову?

Убить их?

Может там спят дети, а даже если нет, что мне сделали эти люди? О чём я думал? Желудок снова свернулся от боли. Но я двинулся обратно, так же тихо двигаясь по ночному лесу.

Я был животным, но прежде всего я был человеком.

Дни 49 — 55 — Вторая неделя февраля

Я хотел только одного — спать.

— Точно? — спросила Лорен. Она хотела, чтобы я вышел с ней вместе и проверил силки на белок. — Люк пойдёт с нами.

В прошлом я бы усомнился, разумно ли брать двухлетнего мальчугана на поиски пойманных грызунов, но я только повернулся на другой бок, отвернувшись от Лорен. Мне было трудно смотреть на неё.

— Да ну, — ответил я, наконец, и попытался расправить под собой простынь. — Я очень устал.

Я закрыл глаза и стал ждать, когда она уйдёт.

Она громко вздохнула.

— Ты целыми днями спишь. Ты уверен?

Я натянул одеяло на голову, чтобы закрыться от света, падающего сквозь окно.

— Пожалуйста, я просто устал, ладно?

Она ещё простояла какое-то время, но вскоре я, наконец, услышал шаги и скрип ступенек. Я повернулся, пытаясь устроиться поудобнее, но снова мешали злополучные вши. Если получится пролежать неподвижно, ко мне придёт сон, и я перестану их замечать.

Я хотел ничего вокруг не замечать.

Прежде я ремонтировал вещи, решал проблемы. Скажи, в чём проблема, что тебя беспокоит, и я найду решение, помогу всё исправить. Но решения у этой головоломки не было, мой разум отчаялся найти выход. Мы могли пойти на юг, на север, найти велосипед, попутную машину — но каждое решение сопровождали опасность и страх.

Поэтому я спал.

Я вставал только затем, чтобы поесть, но этот подножный корм мне уже надоел. Мы ели какие-то сорняки. Раз в несколько дней, у нас на обед был сом. Рыбу нужно было съесть целиком за день или два, иначе она бы испортилась. Сьюзи пробовала засолить мясо, но я сомневался, что у неё получится, да я никогда и не любил сомов.

Белки были лучше, но их было непросто поймать. После того, как несколько попались в силки, остальные стали их избегать и держались от нас подальше.

Не только нам приходилось бороться за свою жизнь.

Независимо от того, что было у нас в меню — я всё старался отдавать Лорен. Мой живот продолжал втягиваться внутрь, в то время как её рос. Даже под одеждой было видно, что она беременна. Я пытался вспомнить, какой был день, на какой она была неделе.