КиберШторм - [96]

Телефоны полностью разрядились, и без часов время стало утрачивать свое значение.

Двадцать две недели. Она примерно на двадцать второй неделе.

Половина срока уже прошла. А что потом? Я не мог посмотреть на неё, не вспоминая о том, что росло внутри неё. Она была права. Нужно было сделать аборт.

Теперь было слишком поздно.

Поэтому я спал.

Дни 56 — 62 — Третья неделя февраля

Меня разбудил запах. Удивительный, потрясающий запах.

Я едва не взлетел в воздух, как в мультфильме. Было холодно, и я подошёл к шкафу, чтобы что-нибудь надеть. Открыв дверь, я увидел аккуратно сложенную одежду и, вытащив свитер, натянул его. Он висел на мне, как на вешалке. Я огляделся: в комнате было чисто и убрано. Грязным было только бельё на кровати — и я. Что же так пахнет? Бекон?

Снаружи слышался стук топора, и я подошёл к окну и откинул шторы. Моя беременная жена, закатав рукава и подвязав волосы платком, поднимала бревно. Она поставила его на пень и повернула, чтобы оно встало ровно.

В голубом небе сияло солнце. Лорен отёрла пот со лба рукой. В другой у неё был топор. Она широко расставила ноги, замахнулась и…

Бах!

…топор упал на бревно, расколов его надвое.

Впервые за долгие дни — я и не знал за сколько — в голове прояснилось. И я был голоден. За приоткрытой дверью спальни слышалось шипение масла. Это снова сон?

Меня мог обмануть запах, но даже звук был, как у бекона.

Я сунул ноги в кроссовки, открыл дверь и пошёл по коридору в сторону лестницы. Было темно. Я машинально щёлкнул выключателем и рассмеялся. Желание включить свет и проверить сообщения на телефоне изводило меня, словно фантомная конечность.

Я спустился в просторную гостиную на первом этаже. Стены были обшиты морёным деревом, на них висели потускневшие от времени масляные картины и старые снегоступы, пол устилали ковры. Перед большим каменным камином, в глубине которого уютно мерцали угли, сидел Чак, положив ногу на ногу.

Услышав меня, он повернулся, подняв с углей большую железную кочергу. Он держал её здоровой рукой, обмотав рукоятку полотенцем. Левая рука висела на перевязи.

— Я надеялся, это тебя поднимет, — с улыбкой сказал он. — Ну-ка, помоги мне перевернуть. А то, боюсь, подгорит.

— Что это?

— Бекон.

Я будто пролетел через комнату к камину, зачарованный этим запахом. Чак опустил кочергу на деревянный пол и подал мне вилку.

— Не совсем, бекон, конечно — не засаливали и не коптили — но это свиные сало и шкура. Хочешь попробовать?

Я взял вилку и присел с ним рядом, ощущая лицом жар углей. Я заколебался. Нужно оставить Лорен, её ребёнку.

— Дерзай, — подбодрил меня Чак. — Тебе нужно есть, дружище.

Я нерешительно опустил вилку в сковороду и подцепил один кусочек шипящего мяса. Я сморщился от боли, когда пересохший рот наполнила слюна. Положил в рот мясо и сомкнул зубы. На языке вспыхнул ошеломительный вкус.

— Ну, к чему слёзы, — рассмеялся Чак.

Я расплакался от избытка чувств.

— Можешь съесть ещё. Хоть целую сковородку. Я хотел растопить сало, чтобы пожарить на нём мясо. На вот, возьми хлеба.

Он наклонился к тумбочке и, взяв с неё подгорелый лаваш, передал мне. Я взял со сковороды ещё один кусочек и жадно заглотил его вместе с хлебом.

— Откуда у нас бекон? И хлеб?

— Хлеб испекли из муки рогоза — потом покажу, как её сделать, — а в одну из ловушек около реки попалась небольшая свинья. Я слышал, что в лесу водятся кабаны — о них уже несколько лет жалуются газеты в Гейнсвилле — но нам на них жаловаться — грех.

— Целая свинья?

Чак кивнул.

— Поросёнок ещё. Сьюзи разделывает её в подвале. А я пока поджарил кусочки шкуры, чтобы было с чего начать.

— Сьюзи её разделывает?

Её мне было сложно представить за таким занятием.

Чак рассмеялся.

— А кто, ты думаешь, всё это время занимался хозяйством? Я калека, а ты, — он замешкался, — ну, ты оказался на скамейке запасных. Наши женщины охотились, ловили рыбу, рубили дрова, топили печь и убирались в доме. И нас двоих кормили.

Я об этом не задумывался.

— Дай-ка мне листья папоротника, — сказал Чак и кивнул в сторону зелёных спиралек на диване. — Мы обжарим их в растопленном сале, они пропитаются, накормим тебя, как следует.

Я взял две горсти и бросил их на сковороду. Они зашипели, и Чак перенёс сковороду на угли.

Отпустив ручку, он бросил полотенце на тумбочку, посмотрел на пол и почесал голову.

— Мы знаем, что ты иногда выходишь по ночам, — тихо произнёс он.

Я почти и забыл про это.

— По правде сказать, мне надоело посылать за тобой свою жену. Пора с этим заканчивать, Майк.

— Прости, я не знаю…

Чак улыбнулся.

— Да можешь не извиняться. Я рад увидеть тебя на ногах. Мы почти две недели прожили без тебя.

Я не знал, что и сказать.

— Почему ты не поднялся и не вытащил меня из постели?

Он наклонился и помешал папоротниковые листья.

— Каждый боролся со своим демонами. Мы решили, что тебе нужно время. Мы не могли решить твои проблемы за тебя. Ты слишком много для нас значишь.

— Вы что-нибудь видели? Говорили с кем-нибудь? — спросил я.

Может, что-нибудь изменилось за те дни, что я провёл без сознания.

— По ночам наблюдаем за Вашингтоном. Никаких знаков, что идут бои или эвакуация. Думаю, всё без изменений. И мы ни с кем не разговаривали.