КиберШторм - [97]

— Какие тогда у нас планы?

Он помешал листья, наколол один из них и подал мне.

— Ждать. Должно быть какое-то сопротивление, кто-то должен с ними бороться. Может они захватили только Восточное побережье.

— Ждать, значит?

Чак посмотрел мне в глаза.

— Мы сможем, Майк. Мы до сих пор живы. И у Лорен всё замечательно.

Он улыбнулся и качнул головой в сторону двери.

— Пойди, скажи «доброе утро».

Я медленно вздохнул полной грудью и потянулся.

— Это не твоя ошибка, Майк. И не тебе её исправлять. Иди, повидай свою семью. Подыши воздухом.

Я посмотрел на дверь и кружащиеся в лучах солнца пылинки. Идти к свету. Не убегать больше от жизни.

Лорен увидела меня с улицы через окно и улыбнулась. Невооружённым взглядом было заметно, что она беременна. Я улыбнулся ей и помахал, и она бросила топор на землю и побежала ко мне.

До чего же она красива.

День 63 — 23 февраля

— А их есть можно? — спросил я у Чака.

Я смотрел на гриб, растущий из-под гнилого ствола поваленного дерева на берегу реки. Я понюхал гриб и наклонил его. В земле под ним копошились личинки.

— Не знаю, — признался Чак.

Я вдруг вспомнил, как читал про то, что в нашем теле есть два мозга. Один в голове, который мы обычно и зовём мозгом, и другой в нашем кишечнике — ЭНС, энтеральная нервная система.

Раньше считалось, что ЭНС контролирует только пищеварительный процесс, но оказалось, что у неё более значительная роль. ЭНС была древним мозгом, совокупностью нервов, которые впервые появились у первых земных червеподобных существ.

Вся сложные живые организмы вели род от этих предков, в том числе и мы, люди. Мы по-прежнему были червями, если взглянуть на нас изнутри. Рот, пищевод, желудок, кишечник и, наконец, анус — мы представляли собой длинную трубку, в один конец которой поступала еда, а из другого — выходили отходы.

Мы были червями с руками и ногами.

Наш современный мозг произошёл от того — древнего. Сначала это был лишь придаток, отвечавший за работу рук и ног, затем он стал понимать, что видят глаза, и наконец, обрёл разум и сознание. Но он по-прежнему оставался лишь дополнением к мозгу древнему, той нашей части, которую мы называли шестым чувством.

Вслед за узнаванием неба, погоды и циклов луны, пришло и чувство связи с этим древним мозгом, и я слышал эхо его голоса: «не ешь эти грибы». А вот личинки…

Достав ложку из кармана, я начал выкапывать их, накладывая в пластиковый пакет. Черви могут есть червей.

Мы спустились к реке Шенандоа, чтобы проверить лески в воде и силки на берегу. Другим животным, как и нам, нужно было спускаться к воде с холмов, и это было отличное место для охоты и размещения ловушек. У меня на плече висело ружье: на тот случай, если мы увидим оленя или свинью, и, разумеется, для защиты, если мы увидим людей.

Остальные домики уже были пусты, даже тот, за которым я следил во время ночных вылазок.

Мы остались одни, нашим соседом был лишь свет ночью на горизонте, за которым мы постоянно внимательно наблюдали, ожидая каких-либо изменений, и продолжали влачить свою отшельническую жизнь.

— А что за мешки стоят на веранде? — спросил я.

Я заметил их утром, когда мы вышли из дома. Обычные мешки для мусора, и я решил, что остальные складывали в них мусор. Потом только я подумал: всё что гнило, девочки использовали для удобрений, да и что нам было выбрасывать?

— Это ещё одна задумка твоей жены: можно сложить одежду и постельное бельё в мешки, завязать их и оставить на две недели, тогда все вши передохнут, и не останется даже яиц. Они вылупятся внутри и умрут.

Я кивнул, ничего не сказав, и продолжил тщательно высматривать, не попадётся ли нам что-нибудь съестное.

Как существо всеядное, я мог съесть всё что угодно, но была и обратная сторона медали: сперва необходимо было решить, а съедобно ли оно.

В лесу можно было найти немало источников пропитания: ягоды, орехи, листья, почки. Я всегда полагал, что мы обрели господство над планетой благодаря своему мозгу, но на самом деле эта заслуга принадлежала желудку и нашей способности съесть всё, что только попадётся на глаза.

Была только одна проблема: не зная, что ты ешь, можно было легко умереть. Или отравиться, что в наших условиях означало то же самое.

— Я думаю, я мог бы стать китайцем, — сказал я Чаку.

Я всё чаще и чаще об этом думал. Какая на самом деле разница? Они стали похожи на нас, обретя богатство и благополучие, а мы — на них, начав следить за своим гражданами. Может, мы достигли точки соприкосновения, может, больше не имеет значения, кто будет стоять во главе.

— Китае-американец или американо-китаец, а? — рассмеялся Чак. — Так, значит?

— Мы не сможем долго тут протянуть, — ответил я.

Ручей около домика почти пересох после того, как в горах растаял последний снег. От него осталась лишь полоса грязи. А чтобы набрать чистой воды, нужно было дойти до реки, которая текла в нескольких километрах от нас и на триста метров ниже уровнем по высоте.

У Чака был йод, которым мы могли обеззаразить воду, но он закончился, и нам оставалось только кипятить её. Но вскипятить достаточное количество было непросто, и мы пили порой сырую воду, и, как следствие, страдали от диареи. С каждым днём мы слабели и приближались к голодной смерти.