КГБ в смокинге. Книга 2 - [26]

Я почувствовала, как щеки мои запылали. В известных обстоятельствах богатое воображение — серьезный минус. Мой палач еще не успел довести до конца свою блистательную лекцию, а я уже почувствовала жар пылающих углей.

— А что мешает вам сделать это прямо сейчас, не дожидаясь польских таможенников?

— Они и мешают… — Петр Петрович сжал кулаки. — Не люблю лишних вопросов. Не люблю беспорядка. Не люблю, когда появляются дополнительные сложности. Все должно идти по плану, Валентина Васильевна. Так учили меня. Так учу я. Сейчас же любой фокус в присутствии поляков кончится только одним — вашей смертью…

16 ПНР. Порт Гдыня

5 января 1978 года

В половине двенадцатого ночи у проволочных ворот порта аккуратно притормозила черная легковая «татра» с варшавскими номерами. Водитель, коренастый мужчина средних лет в сбитой на затылок велюровой шляпе, опустил стекло и, ничего не говоря выглянувшему из будки охраннику со здоровенной кобурой на поясе, выставил перед его носом развернутое на ладони синее удостоверение.

Охранник молча кивнул, вернулся в будку и отжал от стены рубильник. Ворота, скрипя, разъехались, и «татра» медленно двинулась вдоль портовых кранов, редких фонарей, штабелей контейнеров и высоченных гор просеянного песка в сторону невзрачного двухэтажного здания таможни.

Из «татры» вышли двое молодых людей в одинаковых грязно-серых пыльниках. Один из них что-то сказал водителю. Тот кивнул, заглушил мотор и развалился на сиденье, всем своим видом демонстрируя готовность ждать сколько потребуется. Тем временем оба его пассажира поднялись на второй этаж, прошли в конец длинного, устланного выцветшей ковровой дорожкой коридора, и без стука вступили в кабинет Лешека Ковальского, начальника смены гдынской таможни, известного в кругу друзей и подчиненных как личность угрюмая и малосимпатичная.

Увидев гостей, Ковальский, резво вскочил, обошел стол и протянул руку:

— Добро пожаловать! Капитан Ковальский.

Не замечая протянутой руки, оба сели в кресла, приставленные к обшарпанному письменному столу, и как по команде закурили.

— Вы получили инструкции из Варшавы? — спросил один из гостей, высокий бритоголовый мужчина, чье открытое лицо несколько портили набрякшие мешки под глазами.

— Так точно, пан… э-э-э… — Ковальский взглянул на раскрытый блокнот, — пан Вшола.

— Пан Вшола — это я, — резко отозвался второй гость, жгучий брюнет, чем-то смахивавший на итальянского жиголо. — А вы говорите с начальником особой службы контрразведки майором Пржесмиц ким.

— Виноват, панове, — растерянно развел руками Ковальский.

— Ерунда! — Пржесмицкий расстегнул плащ, под которым Ковальский не без зависти рассмотрел добротный темно-синий пиджак и явно заграничный галстук изящной расцветки. — К делу, пан капитан. Вы получили распоряжение оказывать нам содействие?

— Так точно, пан майор!

— У какого пирса стоит сухогруз «Камчатка»?

— Э-э… — Ковальский взглянул на разлинованную кальку, прикрепленную кнопками к стене. — У шестнадцатого.

— Отбытие?

— Через полтора часа.

— Вам передавали, что нам нужно провести досмотр судна?

— Так точно. Но…

— Что?

— Порт приписки — Ленинград, — осторожно пояснил Ковальский. — Это советский сухогруз.

— Знаю, что не американский, — отрезал майор. — Вы предупредили капитана?

— Предупредил.

— У вас есть список экипажа, пан капитан? — спросил Вшола.

— Э-э… — замялся Ковальский.

— Почему нет? — сдвинул белесые брови Пржесмицкий.

— Видите ли… — начал было капитан, но Пржесмицкий махнул рукой:

— Ладно. Потом разберемся. Проводите нас до пирса.

— Мои люди вам не нужны, панове?

— Нет! — Пржесмицкий поднялся. — Дело тонкое, обойдемся без лишних глаз. У трапа останетесь только вы, капитан. Ясно?

— Так точно, пан майор.

— Вперед!

Спустившись, все трое сели в «татру». Словно застоявшись, мощная машина взревела и рванула с места.

Шестнадцатый пирс находился километрах в пяти от таможни. Когда машина подъехала к грязно-белому борту сухогруза, на причале не было ни души. Зимняя ночь, пронизанная мелкими снежинками, роившимися в свете двух фонарей, заволокла пирс угрюмой тьмой. Истошно кричали чайки, метавшиеся над водой, подернутой тонкой нефтяной пленкой.

Ковальский, сидевший вместе с Вшолой на заднем сиденье «татры», кашлянул.

— Приехали.

— Ну и хорошо, — отозвался Пржесмицкий. В тот же момент Вшола резким тычком буквально погрузил локоть правой руки в левый бок Ковальского. Капитан коротко вскрикнул, закатил глаза и завалился к стеклу.

Вшола взял обмякшее тело Ковальского за плечи, аккуратно прислонил его к сиденью и надвинул ему на глаза форменную фуражку с польским орлом и «крабом». Впечатление было такое, словно начальник смены, устав от служебной суеты, прикорнул на часок, разморившись, в теплом салоне автомобиля.

Пржесмицкий вытащил из плечевой кобуры черный магнум, навинтил на ствол сделанный из гофрированного железа глушитель, коротко передернул затвор и водворил оружие на место.

— Как он? — не оборачиваясь, спросил Пржесмицкий.

— В порядке, — ответил Вшола, заканчивая ту же операцию со своим пистолетом.

— Смотри в оба! — Пржесмицкий повернул голову к водителю. — Выходишь, открываешь капот и возишься. Огонь открывать только в крайнем случае.