Песня смолкла. Кеша отыскал глазами строку и снова принялся читать. Тоня слушала невнимательно и думала, как видно, о чем-то своем.
— Ты почему не слушаешь? — спросил Кеша.
— Я слушаю. Ты читай…
Но Кеша понимал, что Тоня сидит просто так и только делает вид, будто слушает. Кеша кинул быстрый взгляд на Тоню и тем же скучным, однотонным голосом, каким читал книжку, начал молоть всякую чепуху:
— Жила на Байкале глупая девочка Тоня. Она верила в бога и каждый день бухала богу двести пятьдесять три с половиной поклона. Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… Ты слушаешь?
— Слушаю, — подтвердила Тоня.
— Что я прочитал?
Тоня наморщила лоб.
— Ты прочитал… про зайчика.
— Про какого зайчика?
— Про серенького… — Тоня провела ладонью по лицу и тихо добавила: — Когда я была маленькая, у нас была елка. Я танцевала возле огней, а папа хлопал в ладоши и пел: «Заинька, попляши, серенький, попляши…» — Тоня уронила голову на руки и заплакала.
— Ты чего, Тоня?
— Ничего. Я так… Мне, Кеша, папу жалко. — Тоня вытерла слезы. — Ты думаешь, я сама в бога поверила, да? К нам Пашка каждый день приходил. Он говорил: «Ты молись. Бог простит твои грехи и отдаст папу». Я поэтому и поверила…
— Зря поверила. Жулик твой Пашка, и всё.
— Почему он жулик?
— Знаю почему. Я его возле пещеры видел. Ты думаешь, он туда просто так полез? Я еще всем докажу. Вот посмотришь.
Кеша вкратце рассказал Тоне про то, как встретил возле пещеры Пашку, и намекнул, что неплохо было бы сходить в эту пещеру вдвоем.
Но Тоня идти в пещеру отказалась.
— Я, Кеша, туда не пойду, — сказала она. — Я боюсь.
Кеша не стал настаивать.
— Ладно, — сказал он, — я сам пойду. Давай читать, а то уже совсем поздно.
Кеша поправил очки и неохотно потянул к себе не маленькую и не большую книжку.
По всему было видно, Тоне тоже не хотелось читать. Тоня посмотрела на книжку с таким выражением, как будто бы у нее разболелись вдруг зубы.
— Много еще осталось, Кеша? — с надеждой спросила она.
— Во́ сколько! И картинок нет. Ни одной.
— Я без картинок не люблю, — созналась Тоня и неизвестно отчего покраснела. — Знаешь что, Кеша? — тихо добавила она. — Давай всю книжку не читать. Давай только в конце прочитаем.
Кеша согласился. И как это ему самому не пришла в голову такая мысль? Раз бога нет, зачем же читать!
Кеша одним махом перевернул кучу листов и голосом твердым и решительным прочитал последние строчки:
— «Исходя из вышеизложенного, мы, таким образом, приходим к ясному и логическому выводу, что бога не существовало и не существует».
Кеша захлопнул книжку и строго спросил:
— Теперь тебе, Тоня, все понятно?
— Теперь, Кеша, мне понятно.
— А если понятно, тогда пошли домой. Меня там дядя Степа ждет.
В избе уже горел свет. По горнице расхаживал взад-вперед дядя Степа и что-то рассказывал отцу и матери. На столе, пришпиленный кнопками к доскам, лежал синий чертеж. В правом углу крупными печатными буквами было написано: «Байкальский консервный завод».
— А, пришел уже? — спросил дядя Степа. — Ну, как идут дела?
Кеша улыбнулся. Как они могут идти? Конечно же, все в порядке!
— Тоня уже не верит в бога, — сказал Кеша. — Мы уже всю книжку прочитали.
Было похоже, что дядя Степа, отец и мать говорили тут без него про Тоню, а может быть, и про него. Все переглянулись и стали ждать, что еще скажет сильный человек Кеша. Но Кеша не знал, что тут еще говорить и что объяснять, когда и без того все было ясно и понятно.
Дядя Степа прошелся еще раз по избе, а потом остановился возле стола, потрогал рукой пышные седые усы.
— Ты меня, Кеша, прости, но другой книжки я не нашел. Все магазины обшарил… А верит Тоня в бога или не верит, это мы еще увидим. Только я, Кеша, тебе одно скажу: Тоню Петуху Пашке мы все равно не отдадим. Как ты думаешь, Кеша?
Все снова стали смотреть на сильного человека Кешу. Кеша прекрасно понимал, что все ждут от него прямого, решительного и мужественного ответа. И от этого ответа зависело сейчас все — и Тонина дальнейшая жизнь, и жизнь самого Кеши, а может быть, даже и дяди Степы и многих других.
Кеша поправил свои роговые очки и очень твердо, как еще никогда в жизни, сказал этим взрослым, большим людям:
— Ни за что не отдадим!