Кероглу - [80]

— Ну, сынок, кто ты? Что тебе нужно? — спросил Кероглу.

Юноша сперва поклонился Кероглу ответил на поклон.

— Ответь сначала, пропал у тебя табун или нет? — сказал юноша.

— Да, пропал. А что?

Юноша перевел дух.

— Дайте мне сначала передохнуть. Я устал.

— Садись! — сказал Кероглу.

Юноша сел. Размотал завязки, снял свои чарыхи, встряхнул и положил в сторону. Потом снял джорабы,[125] аккуратно встряхнул и положил их в сторонку. Затем поднял голову и сказал:

— Кероглу, я конюший Гара-хана баллыджинского. Вот уже три дня, как Гара-хан поймал твой табун. Я пришел известить тебя. И Дурат в этом табуне. По нему-то я и догадался, что табун этот твой.

Услыхав это, Кероглу вскочил с места и крикнул:

— Дели-Гасан!

— Слушаю, Кероглу!

— Пока я не вернусь, не спускай глаз с этого парня. — Не спущу.

Потом Кероглу повернулся к удальцам:

Удальцы мои, по коням!

В Баллыджу мой путь лежит.

В дни сражений вы, как волки.

В Баллыджу мой путь лежит.

Если с удальцом отвага,

Враг не сделает и шага,

Будет страхом смят, бедняга.

В Баллыджу мой путь лежит.

Хлеб у подлого не трону.

Враг хитер, да я не промах,

Пусть не прячется в хоромах,

В Баллыджу мой путь лежит.

Стрелам бить врага не внове.

Ждем сраженья — наготове.

Гара-хан напьется крови.

В Баллыджу мой путь лежит.

Кероглу всегда в сраженьи —

Каждый час и каждый день я.

Не снесу я униженья.

В Баллыджу мой путь лежит.

Кончив петь, Кероглу птицей взвился на Гырата. Гырат заржал, взвился на дыбы и поскакал впереди отряда. Отряд помчался прямо в сторону Баллыджи. Пронеслись по полям, по дорогам, проскакали по долинам и взгорьям, и, как вихрь, как молния, примчались в Баллыджу. Оставив удальцов в окрестностях, Кероглу, переодевшись табунщиком и спрятав под полу египетский меч, вошел в город. Переходя с улицы на улицу, пришел он, наконец прямо к Гара-хану. А тот уже три дня как пригнал к себе табун. Только ни один из табунщиков не брался смотреть за табуном. Гара-хан и уговаривал их, и бранил, и приказывал стегать их плетьми, и стращал, но ничего не помогало. Табунщики и конюхи проведали, что это кони Кероглу, и потому никто близко к ним не подходил.

Гара-хан снова приказал призвать к себе всех конюхов и табунщиков. Вдруг видит, идет какой-то человек, с виду настоящий Рустем-Зал, а по одежде будто табунщик. Обрадовался хан. «Вот это хорошо, — подумал он, — возьму-ка и его в табунщики и поручу ему табун…». Словом, подождал, пока Кероглу не подошел к нему.

Почтительно сложив руки на груди, Кероглу поклонился. Гара-хан ответил на поклон и спросил:

— Слушай, кто ты таков? По одежде ты, будто, табунщик?

— Да, хан, я и есть табунщик, — ответил Кероглу. — Не один год пас я в Ченлибеле табуны Кероглу, да вот уже месяц, как он прогнал меня.

— За что прогнал он тебя?

— Говорит, хватит, столько лет был табунщиком, теперь пора тебе стать моим игидом. А я не захотел, — говорю — был табунщиком и останусь им. Рассердился он и прогнал меня.

— А если я назначу тебя смотреть за табуном Кероглу, пойдешь?

Убедился Кероглу, что парень тот говорил правду и что табун у Гара-хана здесь. Притворился он, будто-знать ничего не знает, ни о чем не ведает, и спросил:

— Как так за табуном Кероглу?

— Табун Кероглу сейчас у меня, — сказал Гара-хан хвастливо.

— Я приказал пригнать его сюда.

Прикинулся Кероглу совсем простаком и опросил:

— Как заставил пригнать?

— А до этого тебе нет дела, как я его пригнал!

— Ладно, хан, а вдруг Кероглу узнает? Что ты тогда-будешь делать?

— Пускай узнает… Что он может сделать мне? Не удержался тут Кероглу и пропел:

У меня рука подобна лапе тигра, страшной лапе,

Разнесу твой край, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

На спине Гырата сидя, замахнусь мечом тяжелым,

Онемеешь, знай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

И напрасно ты кичишься, и заносчив стал ты даром,

Видно, что еще не знаешь силу моего удара.

Булавой хребет сломаю и клинком прибавлю жара,

Лучше все отдай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

Все, что ты за жизнь награбил, отниму я в миг единый,

Все возьму — кумач и шелк твой, не оставлю пестрядины,

Подожженный мною дом твой сядет пеплом на седины,

К богу ты взывай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

Кероглу неубоится ни сраженья, ни могилы.

Пять врагов или пять сотен — у него достанет силы.

Кликнет клич, — перед Гыратом побежишь рысцой как:

                        милый.

Руки опускай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

Рассердился хан на эти слова Кероглу:

— Я хотел сделать тебя своим табунщиком, а вовсе не просил тебя тащить сюда Кероглу. Что ты все твердишь: Кероглу, Кероглу! Твой Кероглу — это проходимец, без роду, без племени. А я хан, да прихожусь родней самому иранскому шаху. Пусть бы даже Кероглу и пришел, мне ли его бояться? Пускай приходит. Я так возьму его в оборот, что еще один такой Кероглу вылезет у него из брюха.

Видит Кероглу, что Гара-хан чересчур уж хвастлив. Хотел было он сбросить одежду табунщика и сказать: «Я Кероглу, и вот я здесь». Но, послав в душе проклятие шайтану-искусителю, взял он свой саз и сказал:

— Нет, хан, ты ошибаешься.

Неправда, Кероглу не одинок.

Ты думал войска нет у Кероглу?

Исабала и Демирчиоглу,

Эйваз, Белли-Ахмед у Кероглу.