Керченское сражение. От Крыма до Рима - [11]

— Холостыми палят, — хмуро проговорил Апрак­син, — не к добру это.

Отделившись от эскадры, в гавань медленно, вы­двинув белый флаг, входила турецкая галера под вым­пелом капудан-паши.

Подобрав полы халата, ловко поднялся по трапу ко­рабля Апраксина капудан-паша. Лоснившееся от зага­ра лицо турецкого флагмана сияло открытой улыбкой. Казалось, он спешит кинуться в объятья своего недав­него врага… «С чего бы это?» — недобро захолодело вдруг внутри у Апраксина.

— Мой достопочтенный адмирал, — после взаим­ных приветствий без обиняков начал разговор гость че­рез толмача. Он вынул сверток бумаги и протянул Ап­раксину. — Только что я получил фирман. Наш султан и ваш царь заключили мир. Война закончена без про­лития крови. — С лица турка не сходила улыбка, но в глазах таилось затаенное торжество. Он вдруг под­нял обе руки и обвел ими вокруг, кивнул на побережье, повернулся в сторону далекого Азова. — Теперь и на­всегда все это принадлежит высокочтимому султану.

Недоумевающий Апраксин развернул лист. Как в тумане вчитывался он в полученное известие. «Воз­вратить туркам Азов, уничтожить крепости в Таганро­ге, Каменном затоне, Самаре, уничтожить все корабли флота…»

Подняв голову, смотрел пустым взором мимо улы­бающегося капудан-паши. «Што стряслось-то? Одним махом все труды насмарку? Ножом по живому телу! Кровушки-то сколько пролито, живота положено!» Протянул фирман турку.

— Мне не ведомо сие. Покуда от государя приказ не поступит, действий никаких предпринимать не ста­ну. — Кивнул головой, разговор, мол, окончен.

Согнав улыбку, так же ловко подхватив полы хала­та, капудан-паша быстро спустился по трапу, явно не­довольный приемом.

Глядя вслед удаляющейся шлюпке, Апраксин вдруг подумал о Петре: «Воевал бы у моря, как Доси-фей завещал. А то ринулся очертя голову в омут. — За­першило в горле, закашлялся. — А ежели сие все правда?..»

На этот раз обыкновенно осторожный царь промах­нулся, забыв поговорку: «Не ставь неприятеля овцою, ставь его волком».

Битва с турками в излучине Прута могла бы приве­сти и к успеху русских войск. Но, не зная всех сил не­приятеля и опасаясь разгрома, Петр боялся рисковать. К тому же он больше прислушивался к Шафирову и Екатерине Алексеевне, чем к генералам.

По мирному договору царское войско покинуло мес­то битвы с оружием, развернутыми знаменами. Под гро­хот барабанов… Как и водится у азиатов, турки взяли за­ложников: Шафирова и сына фельдмаршала, генерала Шереметева, чтобы заставить царя до конца выполнить обязательства. Царь, покинув армию, отправился с женой в Варшаву, а Апраксину послал весточку, где изли­вал душу: «Хотя я николи б хотел к вам писать о такой материи, а которой принужден ныне есмь, однако ж, по­неже так воля Божия благословила и грехи христиан­ские не допустили… и тако тот смертный пир сим окон­чился, которое хотя и не без печали есть, лишиться сих мест, где столько труда и убытков положено, но однако ж чаю сим лишением другой стороне великое подкреп­ление, которое несравнительною прибылью нам есть».

Письмо несколько успокоило душу: Петр, сглажи­вая свои промашки, старался приглушить их конкрет­ным делом, вселить надежду в Апраксина.

— Мудро государь рассуждает, — сказал тот Крюй-су, — теперича у нас единая забота, шведа побить до конца, флот Балтийский крепить. Давай-ка, вице-ад­мирал, поторапливайся, уводи кораблики, которые можно, да поезжай на эскадру в Петербург.

С болью в сердце уничтожали они корабли — разби­рали, сжигали, некоторые ценные, как «Предистина-ция», «Ласточка», продавали туркам за десятки тысяч червонцев.

Добротные галеры Крюйс повел по Дону в Черкассы.

После нового года Апраксин передал туркам Азов, спустя месяц взорвал крепость Таганрог.

Так прискорбно для России завершилось второе взятие Азова, ключевой крепости к южным морям…

Не в пример этому невезению на Севере молодой флот России одержал верх над шведским флотом, имевшим вековые традиции. Победы Балтийского фло­та при Гангуте и у Гренгама были решающим вкладом в успешный исход многолетней войны с заморским противником.

Адмирал Петр Романов не почивал на лаврах, пред­принял Персидский поход. Россия стала господствую­щей державой на Каспии. В ту же пору готовил Петр I экспедицию на Мадагаскар, снаряжал вояж на Тихий океан «обыскивать берегов американских».

И все эти годы единственного в истории русского императора-флотоводца не покидала дума о возвраще­нии Азова и выходе на берега Черного моря…

* * *

Менялись владельцы российского трона, но никого из них и в мыслях не заботили интересы державы.

Десять лет спустя, в царствование Анны Иоаннов-ны, первый кабинет-министр, протеже Петра Велико­го, обрусевший вестфалец Андрей Остерман как-ни­как, а не позабыл прошлые обиды на турок. Еще во вре­мена короткого царствования малолетнего Петра II, по­сле кончины Федора Апраксина, он стал заведовать морскими делами. Помогало прежнее его состояние при особе вице-адмирала Крюйса, который, собствен­но, и вызвал Остермана из далекой Вестфалии в Рос­сию. Остерман председательствовал в «Воинской ко­миссии для рассмотрения и приведения в добрый и над­лежащий порядок флота, адмиралтейств и всего, что к тому принадлежит».