Кенийские сафари - [98]

— Однако, наверное, все время избирают одних и тех же лиц? — подтолкнул я собеседника к откровенному признанию.

— Да, так.

— И как правило, шейхи относятся к тем семьям, которым принадлежит больше всего верблюдов?

— Как правило, да, — голосом, выдающим удивление моей осведомленности, ответил Юсуф.

— Ну а кроме сотен верблюдов, что еще надо, чтобы стать шейхом?

— Надо уметь читать и писать, надо знать Коран и отстаивать верность ему, надо уметь исполнять обязанности кади[29].

Итак, в недрах общества скотоводов-кочевников зародилась прослойка богатых и относительно просвещенных феодалов, имеющих самые большие в этих местах стада. Они присвоили себе племенные земли, поставили в зависимость от себя более мелкие племена, прибрали к рукам власть и суд. Отстаивая ортодоксию Корана, они, конечно, не забывают и о себе… Используя религиозный авторитет и прикрываясь патриархальными традициями, эта племенная верхушка постепенно утрачивает свои первоначальные функции и начинает выступать в роли феодальных собственников.

— Кто пасет стада богатых старейшин и шейхов, владеющих сотнями животных? — поинтересовался я.

— Чаще всего — мурре. Старейшины разрешают им селиться на нашей земле, выпасать на наших пастбищах своих овец и коз. А за это они пасут стада старейшин, — объяснил Юсуф.

— Ну, не только мурре, — добавил Абдуррахман. — Не все в роду, к которому принадлежит старейшина, — богачи. Есть там и люди, почти не имеющие скота. Помогая шейхам, они и пасут их верблюдов. Один верблюд бедняка, двести — старейшины. Очень часто перегонять скот заставляют молодежь. Я бы и сам не попал в среднюю школу, если бы два года не гонял верблюдов одного важного старика…

До полуночи просидели мы у костра. Расставаясь, Юсуф предложил:

— Если вы завтра не уедете и решите поездить вокруг, мы с удовольствием будем вам переводчиками. Мы ведь учимся в Найроби и, разглядывая ваши карты, поняли, что сами не видели своей родной земли.

— Хорошо, — ответил я, — приходите сюда утром, часов в девять.

Кто бы мог подумать, что обстоятельства заставят нас встретиться гораздо раньше.

…В начале седьмого, когда я еще спал, кто-то заколотил по крыше моей машины. Вскочив, я увидал склонившееся над стеклом лицо Юсуфа. Он задыхался, как видно, от бега и весь дрожал.

— Эфенди[30], помогите, помогите! — едва переводя дух, закричал он. — Лев напал на мою сестру. Все мужчины с оружием ушли со скотом, вы ближе всех от места несчастья. Помогите!

Я впустил Юсуфа в машину и включил стартер. Как назло, после холодной ночи мотор долго не заводился. А надо было спешить, ведь машиной мы без риска и труда могли прогнать льва.

— Как это случилось? — спросил я, когда мы наконец сдвинулись с места.

— Моя сестра, Амина, с утра пошла к Веби Дауа за водой, но, не пройдя и двухсот ярдов от стойбища, закричала как раненая газель. Все выбежали на шум. Я увидел льва и сразу побежал сюда, потому что знал, что женщины и дети, которые остались в деревне, все равно не смогут ничем помочь.

— К сожалению, вряд ли мы успеем ее спасти. Если лев не испугался криков людей и не убежал, не думаю, чтобы твоя сестра еще была жива.

— Иншалла, — пробормотал Юсуф. — Воля аллаха. Я молю всевышнего о том, чтобы спасти хотя бы ее тело. Страшный позор на всю жизнь покроет брата, в чьем присутствии лев съел его сестру.

— И часто львы здесь нападают на людей? — спросил я.

Последнее время — нередко. Во время военных столкновений с «шифтом» они пристрастились поедать трупы, а когда убитых не стало, начали нападать и на живых людей, особенно женщин и детей. За последние два месяца — это пятый случай вблизи Мандеры.

Я вспомнил сообщения найробийских газет. Действительно, о львах-людоедах чаще всего писали из мест, расположенных между Мандерой и Ваджиром.

Еще не доехав до деревни, мы увидали бегущих нам навстречу женщин. Они что-то громко кричали.

— Они кричат, что лев утащил Амину в кусты, ближе к реке. Три старика с копьями пошли туда, — перевел мне Юсуф. — Лаксо, лаксо![31]

Я развернул машину среди кустов и вскоре нагнал старцев. Они уже увидели след и шли по нему. Рядом с вмятиной, оставленной на песке огромной кошачьей лапой, была видна капля крови.

Юсуф на ходу выскочил из машины и побежал вперед, указывая мне след. Впрочем, этого можно было уже и не делать. Не проехал я и двадцати метров, как лев сам выдал себя. Старый самец с облезшей гривой грозным рыком, очевидно, пытался остановить нас. Он сидел в колючих зарослях, а перед ним на траве спиной к нам лежало обнаженное тело Амины. Оскалив огромные желтые клыки и прищурив глаза, лев нервно поводил задом, готовясь к прыжку. Стариков с копьями не было видно. Я притормозил машину, впустив в нее Юсуфа. Теперь старый живодер был нам не страшен.

Нажав на сигнал, я попытался отпугнуть хищника, однако он не тронулся с места. Тогда, не сдвигая машину, я до предела нажал на акселератор, однако дикий рев мотора его тоже не испугал. Лев продолжал скалить клыки и гневно бить хвостом по траве. Оставался последний шанс — ехать на обнаглевшего хищника.

Тридцать, двадцать, пятнадцать, десять метров отделяют нас от убийцы. Лев рычит, все более разъяряется, но не уходит. Очевидно привыкнув к копьям и ружьям, он никогда не видал машины, быть может, даже не отождествлял ее с человеком и поэтому мало боялся.