Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города - [51]

Часть нового верхнего слоя общества происходила из ремесленнического сословия. И до тех пор, пока машины приводились в движение вручную (отсюда и термин «мануфактура»^{70}), между мастерской ремесленника и мастерской фабриканта не было существенной разницы. Некоторые мануфактуры возникли путём укрупнения или объединения ремесленных мастерских; в результате место работы и жильё постепенно отделялись друг от друга. Большинство фабрикантов являлись, однако, предпринимателями, привыкшими думать и действовать независимо от цеховых экономических форм. Ими были евреи и иностранцы, преимущественно англичане и французы. Проводя с их помощью новую экономическую политику, королевские власти способствовали смене устаревшего общественного строя. Новая мануфактурная экономика приносила большую выгоду преимущественно столице Берлину и курфюршеству Бранденбургу. В Кёнигсберге во времена Фридриха Вильгельма Ⅰ дальше добрых намерений дело не доходило. И тем не менее мы слышим про табачную, проволочную, кожевенную фабрики, шерстяную и льняную мануфактуры, про шелкоткацкую фабрику, которой владели гугеноты.

Берлинские власти затрудняли Кёнигсбергу торговлю, вменив ему в обязанность принимать определённый объём продукции берлинских и бранденбургских мануфактур, ограничивая этим ввоз чужих товаров.

Ремесло продолжало существовать в рамках цехового хозяйствования, но регламентировалось строже, чем до сих пор. Из меркантильных соображений власти повели борьбу против всего, что считали бесполезным: против «дедовских и суеверных церемоний» на цеховых собраниях, против форм приветствия, против праздников по случаю возведения домов под крышу и связанных с ними приговорок. Много старинных обрядов было утеряно именно в то время.

Но старое гражданственное сознание по отношению к церкви и общественной группе, к которой каждый относился, не исчезло. В неразрывном смешении набожности с желанием выделиться богатые бюргеры дарили своим церквам в одиночку или сообща серебряные приборы, органы и кафедры, либо облагодетельствовали в своих завещаниях легатами^{71} и стипендиями вдов и сирот, бедных и больных. После того, как король Фридрих Ⅰ учредил сиротский приют, тотчас же появилось много дворянских и бюргерских пожертвователей. Оба городских приюта для вдов и сирот, кнайпхофский и альтштадтский, были основаны в этот период и, следовательно, не могли бы быть созданы без пожертвований богатых горожан.

Хотя Фридрих Вильгельм Ⅰ выступал за регламентацию, контроль и бережливость, было бы неверным считать, что он совсем не заботился о культуре. По его мнению, она должна была приносить пользу. Театр и изобразительное искусство он поэтому не признавал, зато покровительствовал церковной музыке, считая её средством для воспитания набожности. Но это относилось только к музыке при богослужении. Оратории и крупные музыкальные произведения он запретил. В Кёнигсберге в то время жили два видных кантора и композитора: Иоганн Георг Найдхардт и Георг Ридель, а также два выдающихся мастера-строителя органов: Иоганн Йозуа Мосэнгель и Адам Готтлоб Каспарини; была большая литейная мастерская Копинуса, где поколениями, вплоть до 1876 года, отливали колокола. Следует назвать поэта Иоганна Валентина Питча — аптекаря, врача и профессора поэзии, певца прусской монархии и учителя Готтшеда по поэтике.

Университет, красой и гордостью которого до самой своей смерти являлся Питч, интересовал короля не столько как обитель свободной духовной жизни, но более как учреждение, нуждающееся в наведении порядка и нацеленное на выполнение главной задачи — подготовку способных государственных чиновников. В этом отношении, действительно, дела обстояли не лучшим образом.

Носителями реформ выступали пиетисты, посланные из города Халле Августом Франке или прошедшие у него обучение. Несмотря на резкие нападки ортодоксов они сумели обосноваться во Фридрихсколлегии. Теперь они (Фридрих Рогаль, Генрих Лизиус, Франц Альбрехт Шульц) с помощью короля завоевали и университет. Королю нравилось то обстоятельство, что это движение исходило не от духовной аристократии; ремесленники и солдаты, слуги и служанки были первыми сторонниками пиетизма. У них не было своей церкви, но они не были и сектой за пределами официальной религии, а собирались на молитвенные собрания, проявляя деятельную набожность.

Среди сторонников ортодоксальности особенно выделялся Иоганн Якоб Квандт, выходец из старинной кёнигсбергской семьи. Когда у власти оказались пиетисты, то они стали такими же нетерпимыми, какими прежде были сами ортодоксы, и стали бороться против утверждающейся философии просветительства.

Самое большое достижение пиетистов лежит в области народного образования. Старые городские школы они реорганизовали по примеру тех, что были в Халле, и создали первые народные школы, называвшиеся в то время ещё школами для бедных.

Книгопечатание, издательское дело и книготорговля в то время ещё не были разделены. Единственной значительной книжной лавкой был магазин Халлерфорда, который три поколения подряд находился в собственности семьи. Когда в 1759 году он прекратил своё существование, то другая книжная лавка уже находилась на пути к процветанию: родившийся в Гримме под Лейпцигом Кристоф Готтфрид Эккарт, несколько лет проработавший у Халлерфорда, добился в 1722 году привилегии на книготорговлю. Его магазин находился на кнайпхофской стороне моста Шмидебрюке, стало быть, недалеко от университета. Торгуя книгами, присланными на продажу от других книгопродавцов, а также издавая их сам, он стал первым крупным книготорговцем Кёнигсберга. Его книжный магазин в 1740 году перешёл в собственность Иоганна Генриха Гартунга, сына органного мастера из Тюрингии. Гартунг, владевший типографией, объединил в одну фирму книгопечатание, издательское дело и торговлю книгами. Из этой фирмы впоследствии вышло знаменитое книжное издательство Грефе и Унцер. О нём речь ещё пойдёт ниже.