Кенгуру - [42]

— Мой-то больше палинку любил, чем это пакшское вино... Он так говаривал: от палинки — больше мо'чи, а от вина — мочи'.

— Ладно, ладно, мамаша,— перебил ее Балог, — говаривал — и хорошо, и царство ему небесное.

— Ох, если б царство...

Варью чувствовал, что Янош Балог чем-то недоволен. Но чем — непонятно. Варью повернулся к старухе:

— Ваш муж — он умер или нет?

— Умер,— ответил за старуху Балог.

Та грустно канала го докой.

— Это вот как было. Преподобный, отец, рыбы пожелал, потому как пост был о ту пору. Ну,мужик мой, Йожеф Сатник, да Пал Гуйаш — они вдвоем всегда рыбачили — сели к лодку да поплыли к другому берегу, в ту сторону, где хутор Норпади, верши осмотреть... Поплыли они утром, рано еще было. А часов в одиннадцать прошли сверху мониторы, немецкие да постреляли немного по ивнякам. Мы как раз возле Морицев стояли, видели реку меж домов. Всего-то четыре монитора было, да еще две или три моторки с пулеметами...

— Когда это было, бабушка? — спросил Варью.

— Было это в великий пост, весной, в сорок четвертом. Мониторы вскорости вниз ушли, к Усоду. Через пять минут их и не слышно было. Мы и забыли думать об них... Потом вечер пришел, ночь, а мужиков-то все нет с Дуная. До полуночи мы дочерью ждали, потом к Морицам пошли, еще кой-кого из соседей подняли. Перед рассветом на шести лодках с фонарями отправились искать. Я тоже поплыла с мужиками. Светить не разрешалось, да пришлось. Под каждую иву заглянули, всю реку окричали, аж до самого Коршади. Сатник, Сатник! Где вы?.. А они как в воду канули. Мужики у нас говорили, что не иначе мониторы что-нибудь сотворили... Одно непонятно: ни лодка не нашлась, ни весла, ни хотя бы доска какая. Куда они могли пропасть?..

— Умерли они, мамаша,— сказал Янош Балог, наливая из графина вино в стаканы для себя, Варью и старухи.— Чего сейчас фантазировать! Молитесь за папашу, молиться нужно.

Старая хозяйка пригубила вино и посмотрела вбок, на нишу, где рядом с будильником лежали инструменты: молоток, гаечный ключ, клещи. Глядя туда неподвижным взглядом, она медленно, раздельно произнесла:

— А все-таки Сатник... живет он где-то...

— Полно вам, мамаша.

Старуха, не поворачивая головы, продолжала:

— В сорок шестом, когда старый Марко с сыном в бурю попали на реке, они его видали. Марко лодку-то свою к иве привязал, там они и сидели, под ивой, смотрели на реку. И вот когда ветер совсем разошелся, воду стал хлестать, тут им и явился Сатник. Они с Гуйяшем мимо той ивы проплыли против течения. И весел-то у них не было, доской гребли. Марко, тот даже крикнул: «Сатник! Ты это?» А Сатник не обернулся, только ответил: «Я да Пал Гуйяш со мной».

— Против течения, мамаша? — Балог покачал головой.

— А в шестьдесят третьем, когда туман-то был большой, в ноябре, Йожи Чертан их встретил. Он полдня в тумане проплутал, а тут мой Сатник да Пал Гуйяш к нему и подплывают. Смотрят на него, а узнать не могут. Откуда им его узнать, когда в сорок четвертом ему лет шесть всего было. «Куда, человече, в такой туман?» — спрашивают. А как узнали, что Чертан — пакшский, так проводили его до самой деревни. У причала мой-то говорит: «Скажи говорит, людям, что Сатник здесь был». Пока Йожи Чертан оглянулся, они уже пропали.

Взгляд старой женщины оторвался от ниши. Она посмотрела на Балога: посмеет ли спорить. Тот, промолчав, лишь чокнулся с Варью и выпил.

Позже, когда Варью с хмельной, тяжелой головой брел к общежитию, ему захотелось спуститься к Дунаю. Спотыкаясь в темноте, пришел он на берег. Внизу плескались о днища плоскодонок легкие волны. Ночь была темной, едва-едва брезжил в небе слабый свет. У рыбацкого баркаса, стоявшего под самым берегом, Варью вспомнилась светловолосая девчонка с загорелыми ногами, которую он в последний раз видел именно здесь. «Где она сейчас?»— думал он. Но девушку ему не удалось представить; даже лицо ее стерлось в памяти. Только в груди осталось какое-то неясное щемление. Он повернулся спиной к шоссе и долго смотрел на Дунай. Необъятная тишина, тишина четырех стран, плыла в ночи вниз по течению, чтобы где-нибудь к утру достичь моря. И в самом центре этой тишины покачивалась лодка Сатника...

6

— Карр... Карр... Карр...— хором закаркали кёбаньские парни и девчонки, когда в субботу в пять часов вечера Иштван Варью появился на террасе «Мотылька». Днем над городом прошла гроза; кое-где и в четыре еще громыхало. На террасе стояли лужи, но столы уже были насухо вытерты. Так как неясно было, ушла гроза совсем или набирается сил для нового приступа,— скатертей на столах не было. Однако никого это не смущало. Компания за сдвинутыми столиками была нынче в приподнятом настроении.

— Понимаешь, из-за грозы пришлось нам внутри спрятаться...— объяснял Варью ситуацию один из парней с пивоварни.

— ...и выпить,— добавила Пётике.

— Что же ты пила? — спросил Варью, опираясь на спинку стула.

— Не знаю. Тетя Манци чего-то там намешала.

— Сколько раз молния сверкала, столько мы пили,— похвасталась Цица.

— Оно и видно.

— Сегодня третье, Ворон... Забыл, что ли? — вмешался в разговор фармацевт.

— Ну и что?

— Иштванов день. У парней сложилось такое мнение, что ты сегодня поставишь ящик пива.