Кенесары - [24]

Западно- сибирский губернатор Горчаков дал достаточно объемное и четкое объяснение политическим планам Кенесары Касымова: «Мятеж сей тем опаснее, что свое грабительство названный султан прикрывает политической маской, обещая кайсакам возвращение их былой вольности. От того-то он имеет в киргизских степях столько сподвижников, обольщенных не одной выгодой легкой наживы, но и мечтой о восстановлении древней их независимости». Опять-таки, давая достаточно объективную политическую картину самого восстания, того первоначального этапа, когда Кенесары являлся выразителем чаяний основной массы казахского народа, Горчаков не смог дать ему точную политическую характеристику. В нем возобладали взгляды царского чиновника. Конечно, казахи не гнались только за легкой наживой, напротив, как свидетельствуют письма Кенесары Касымова, очень часто сами казахи становились легкой наживой казаков.

Достаточно высокую оценку Кенесары в тот период дал такой важный чиновник, как М. В. Ладыженский. Он был председателем Оренбургской пограничной комиссии, имел хорошее военное образование, слыл даже либералом, любил интеллектуальные занятия. Кенесары, по его мнению, «был выше простого разбойника, гонявшегося по степи только с целью наживы, только за добычей. Кенесары Касымов не из тех людей, которые появлялись в степи и при небольших усилиях со стороны правительства исчезали, не оставляя после себя никаких следов. Он выше этих пришельцев и по происхождению, и по цели, и по способностям. Следовательно, пренебрегать им нельзя». Действительно, и в Оренбургской и в Западно-Сибирской администрации вынуждены были считаться с личностью Кенесары. При каждом удобном случае высылались разведчики, и, как правило, не только со стороны российской администрации или российских войск, но и из казахов, которых российская служба нанимала в качестве разведчиков.

Здесь мы встречаемся с тяжелым явлением, жертвой которого стал сам султан Кенесары Касымов. Это — конформизм среди казахов. И не только среди представителей обездоленных слоев, но и среди представителей знати, в том числе и высшей знати, которая руководила в то время Казахстаном.

Кенесары Касымов всегда сомневался, можно ли доверять тем представителям высших слоев казахского общества, которые не были близки к его фамилии и представляли собой крупных политических деятелей. Так, несмотря на то, что он в какое-то время сблизился с Чигеном Мусиным, в конце концов они все же разошлись. Главной причиной этого расхождения была решимость Кенесары Касымова вести борьбу за свою независимость и самостоятельность до конца и нежелание Чигена Мусина отрешиться от своих личных выгод. Несмотря на то, что Чиген был выдающимся бием своего времени и являлся значительной фигурой, он все же постоянно стремился сотрудничать с российскими властями, так как в его распоряжении находились многие тысячи голов скота. Царская администрация разными способами отвлекала представителей отдельных социальных групп от сотрудничества и союзнических отношений с Кенесары Касымовым, который тем самым оставался в полном одиночестве. Одиночество Кенесары было настолько глубоким, что его не скрашивали даже его личная жизнь и отношения со своими родственниками. Да, по старым мусульманским обычаям он имел несколько жен, но самым большим его другом в семейной жизни была та самая Кунымжан, которая неразлучно находилась с ним и в дни радости, и в дни горести. Очень тесными были отношения Кенесары с сестрой Бопай, с братом Кучуком, с остальными братьями. В конце концов, даже царская администрация выделяла «это буйное семейство Касымовых». То есть все-таки Касымовы были несколько отдалены от всех других чингизидов, потомков Абылай-хана.

Также непросто складывались отношения Кенесары с известным златоустом степи, бием по своему назначению и духу, Мусой Чормановым, за которым стоял огромный род Каржас. Муса, по-видимому, был очень обеспокоен состоянием своих аулов, на которые в первую очередь падала тяжелая рука Западно-Сибирской администрации, и ясак, и дополнительные повинности. И чтобы сохранить своих людей, он, по настоянию администраторов, писал письма о местонахождении Кенесары, но при этом сильно колебался. Так, отмечается: «В донесении сем бий Муса Чорманов, между прочим, изъясняет, что он с киргизами, не видя себе никаких обид и притеснения от начальства, не имел никакой причины отложиться от Российского правительства, но был увлечен к тому силою, и что он склонил всех киргизов своей волости к возвращению обратно в здешний округ».

Для Мусы Чорманова это было трудное решение, таковы уж были призывы Кенесары, что борьба в степи принимала тяжелый оборот, где могли сложить свои головы многие батыры и бойцы.

Естественно, самым необходимым и значительным рубежом должен был стать захват Акмолинского приказа. Акмолинский приказ был как заноза в глазу, потому что именно оттуда распространялась вся та «зловредная» агитация, которую царские войска вели против Кенесары Касымова. Именно из Акмолинского приказа начинались самые суровые, самые тяжкие военные действия в тот период. Так, летом 1838 года на аулы Саржана Касымова напал отряд из пятисот казаков и убил четыреста человек. И в это же время из Акмолинского приказа вышла другая команда казаков, во главе которой был небезызвестный султан Коныркульджа Кудаймендин, и вынудила перекочевать родовые структуры куандыков и суюндуков в количестве 2300 кибиток на свою сторону. Как писал впоследствии Кенесары Касымов, султан Коныркульджа «делал большие обиды им, и потому один из родов — тортуловцы бежали, при этом было убито 160 человек». А осенью 1838 года другая команда числом триста человек, выйдя из Кокчетавского приказа, разграбила двести аулов, положив на месте двести сорок человек, и «увлекла в плен жен и дочерей султанских». На такие действия нужно было отвечать, и отвечать немедленно. А если же понадобится — уничтожить Акмолинский приказ, и в том числе Акмолинский округ. И другие округа — Баян-Аульский, Каркаралинский, Кокчетавский — тоже будут сметены с лица земли восставшим народом, как предполагал Кенесары Касымов. Его предположения выливались в самые серьезные действия, и потому он решился летом 1838 года напасть на Акмолинский приказ и сжечь его. Кроме того, Акмолинский приказ представлял собой как бы гнездо его заклятого врага — старшего султана Коныркульджи Кудаймендина, и потому он решил ликвидировать это гнездо.