Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология - [93]

Другой участник нашего повествования, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, также заслужил многочисленные похвалы как современников, так и историков, но в его характеристиках, наоборот, подчеркивается волевая и деятельная натура, острый ум, высочайший профессионализм в дипломатической сфере и отсутствие таких черт, как мягкость и добродушие. Несмотря на разницу в характерах царя и Ордина-Нащокина, их связывало взаимопонимание, доверие и в конечном счете дружба.

Ордин-Нащокин был псковским дворянином незнатного происхождения, но благодаря благосклонности к нему царя занимал при дворе важное место. Ордин-Нащокин выполнял различные дипломатические поручения534, поскольку, по словам царя, «Афанасий немецкое дело знает и немецкие нравы знает же»535, а также был полковым и городовым воеводой. Нащокин стремился к проведению реформ в экономической и управленческой сферах. Он часто получал от царя полномочия скрывать от бояр многие государственные поручения и действовать самостоятельно. Но, конечно, бояре догадывались об этом. Так, даже подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин сообщал польскому королю, что Нащокину на переговоры с польскими комиссарами был дан особый наказ, «а бояре о том не ведали». В Думе по вопросам внешней политики Ордин-Нащокин часто держался своего особого мнения536. Он зачастую противоречил и царю и вместо исполнения полученного приказа писал подробные разъяснения своего с ним несогласия. Никто из других царских фаворитов незнатного происхождения не подвергался таким нападкам со стороны знати, как Ордин-Нащокин, и думается, что причина была не столько в захудалости его происхождения, сколько в независимости его характера и нарочитом стремлении противопоставить свою службу и свою образованность деятельности бояр. Афанасий Лаврентьевич был фанатично предан служебному долгу, очень строг к себе, он и от других требовал безупречной службы в ущерб личным интересам537.

О третьем «действующем лице», Воине Афанасьевиче Ордине-Нащокине, известно гораздо меньше: он почти не оставил по себе писем или записок. Тем не менее попробуем собрать воедино немногие найденные нами факты его биографии за период до его побега в Польшу538. Родился он, видимо, в 1636 или 1637 г.539 и был крещен именем Петр. Воин — его мирское, домашнее имя540. В феврале 1643 г. отец, находящийся в отъезде, просил своих псковских «приятелей» позаботиться об отдаче сына в начальное обучение: «Пожалуйста, государи, по сей моей грамоте прикажите в домишко мое, штоб мальчика моево дали грамоте учить попу Григорию Опимахову и жил бы он у нево в дому. А будет того священника тут нет — ино Максиму пономарю»541. Позднее Воина учили некие «польские полоняники»542. В 1659 г. Воин был включен в список стольников, сопровождавших отца на посольском съезде543. Представляется, что это не первое его служебное назначение, и, как обычно, он должен был начать нести государеву службу с 15 лет. С большой долей вероятности можно предположить, что она проходила при отце.

Побег и возвращение

Побег Воина со службы источники позволяют реконструировать следующим образом. Афанасий Лаврентьевич, проводивший в 1659 г. переговоры со шведским послом Бент Горном (сначала на Двине, а потом в Эстляндии) о заключении вечного мира, в конце года отправил Воина от «чудотворного образа» с поручением к царю Алексею Михайловичу544. Обратно к отцу Воин, по словам самого царя, «отпущен был со многими указы: о делех и с ведомостями»545. Указ, переданный с ним послам, был важным — он содержал условия, которые должна была выдвинуть российская сторона для заключения мира546. Ему также были выданы деньги из Посольского приказа, несмотря на то что отец просил их никому не давать и держать «на расходы»547. Из Москвы Воина провожал окольничий Федор Михайлович Ртищев — также один из царских фаворитов. С Воином при отъезде находились двое русских, видимо, молодых и вольных, и поляки — Секлицкий и Полтаревич548. Первый был из Могилева и «жил своевольно на Москве»549, второй служил при Афанасии Лаврентьевиче и, очевидно, с самого начала сопровождал Воина. Из Москвы Воин направился в родной Псков, где, вероятно, повидал мать.

Когда стало известно, что Воин «к отцу не бывал», и пришло известие от курфюрста бранденбургского Бронислава Радзивилла, что «столник Воин Афанасьевич ехал через Кейданы до Прус и ныне у королевского величества полского во Гданске принят»550, стали разведывать, каким образом он туда попал. Удалось узнать следующее. Воин поехал в Белоруссию, на Друе он говорил местным жителям, что едет в полк к боярину кн. И. А. Хованскому, который стоял в то время под Брестом, готовясь к атаке на польские войска551. В Браславле (Подолия) он остановился на ночь и здесь говорил, «что едет он в Прусскую землю, а для чего — не сказывал». По слухам, Воин по дороге встретился с жолнерами маршалка Полубенского (или был захвачен ими?), которые отвели его к своему командиру, а тот отправил его к королю в Гданьск552. Эти сведения частично подтвердил позднее один из спутников Воина: «Едучи изо Пскова мимо Красной к Браславлю», Воин взял его с собой в Гданьск553. Таким образом, Воин почему-то направился в район сражений русских и польских войск, которые велись за Украину554.