Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология - [77]

На эти перепевы ленного права Смерть отвечает не без вполне обоснованного скепсиса: «Если ты можешь вернуть прошедшие годы, сказанные слова и утраченную девственность, то ты сможешь вернуть назад и мать твоим детям»445.

В конце концов от обвинений и требований «Пахарь» приходит к тому, что начинает просить у Смерти совета и даже утешения. «Посоветуйте, помогите и укажите, как мне прекратить столь сильное страдание моего сердца и как мне заменить моим детям столь чистую мать? Ведь вы должны мне оказать помощь, дать совет и восполнить ущерб, ведь это вы нанесли мне ущерб»446. И хотя приступы горя и возмущения порой снова накатывают на «Пахаря», его психологическое скольжение от бурного гнева к тихой печали очевидно.

При внимательном чтении текста можно догадаться, какой именно «компенсации» требует себе «Пахарь». Из сопоставления рассуждений о пользе и вреде брака, из похвал Маргарете и осуждения неких иных женщин, из раздумий на развилке, откуда один путь ведет в жизнь мирскую, а другой — в монастырь, вырисовывается общая картина. Если бы получилось так, что «Пахарю» вскоре удалось жениться на столь же добродетельной даме, какой была Маргарета, он бы, похоже, сумел утешиться… Стоит лишь проникнуться этой мыслью и перечитать заново труд Йоханнеса из Тепля, как его произведение сразу же приобретет новый смысл. Вместо горя по почившей супруге на первый план выйдет хорошо замаскированное моление о ниспослании супруги новой, но не первой попавшейся, а столь же добродетельной, как и умершая.

В конце концов Смерть собственноручно приводит «Пахаря» пред лик Господа, и тот действительно произносит свой приговор, также несущий на себе заметный отпечаток ленного права: «Истец оплакивает свою потерю, как будто это его наследственное владение, он не думает, что получил его в лен от нас. Смерть славит свою власть, которую, однако, только от нас и держит. Один оплакивает не свое, другой прославляет власть, которой он обладает не сам от себя. Но вы славно спорили: одного его страдание заставило жаловаться, другого же натиск истца заставил говорить правду. А потому истец — тебе честь! А тебе, Смерть, — победа! Всякий человек обязан отдать Смерти свою жизнь, свое тело — земле, а душу — Нам».

Итак, Смерть — победитель в судебном процессе. Но ведь холодный и порой просто циничный голос Смерти — это тоже не что иное, как голос Йоханнеса из Тепля. Мысли, вложенные в уста Смерти, — это мысли, приходившие и в его голову, будь то соображения о неизбежной справедливости приговора, о грязном ничтожестве человеческого существования, о презренности женщин или о бессмысленных тяготах брака. Всем этим позициям было отведено свое место в сознании автора, хотя он вполне мог противопоставить им и иные суждения. Однако самое главное — «проигрыш» процесса был с самого начала запланирован, чему полностью соответствует и очевидная во многих местах слабость аргументации истца, и, естественно, изначально победновысокомерный тон Смерти. Попытка привлечь Смерть к ответу даже в литературном пространстве с самого начала не могла иметь шансов на успех — и сочинитель был с этим в глубине души с первой же минуты всецело согласен.

Последняя, 34-я глава сочинения Йоханнеса из Тепля — это молитва «Пахаря» о душе его покойной супруги. Больше двух ее страниц заполнены сплошной чередой обращений к Господу, где автор, кажется, стремился исчерпать все известные ему образы и сравнения, подходящие для взывания к Богу. Суть его моления выражена несколькими проникновенными строками: «Прими милостиво ее дух, прими с добротой душу моей возлюбленнейшей супруги! Дай ей вечный покой, укрепи ее своим милосердием, возьми ее в тень своего крыла!.. Позволь, Господи, — тот, от кого она пришла, — пребывать в царствии Твоем среди вечных, блаженных духов!

Я страдаю о Маргарете, моей избраннейшей супруге. Позволь ей, милостивый Господь, вечно лицезреть себя в могущественнейшем и вечном зерцале Твоей божественности, из которого получают свой свет все ангельские хоры — и радоваться!»447

Мы не знаем, утихли ли со временем страдания «Пахаря» или он испытывал их до конца дней своих: «Если большая сердечная любовь превратилась в большую сердечную муку, кто может это так быстро позабыть? Злые люди могут такое. Добрые же друзья всегда думают друг о друге: далекие дороги и долгие годы не разделяют добрых друзей. Если она мертва во плоти, то в моей памяти она все еще жива»448. Еще менее мы знаем, было ли выполнено обещание Смерти вновь соединить со временем души «Пахаря» и Маргареты. Но одно мы знаем вполне достоверно: Йоханнес из Тепля, умирая, оставил после себя вдову — некую Клару. Возможно, «Пахарь» все-таки добился своей компенсации…

Послесловие автора

Уже вскоре после открытия в ИВИ РАН семинара «История частной жизни в Европе и Азии до начала Нового времени» его руководитель Ю. Л. Бессмертный всерьез заинтересовался тем, как воспринималось счастье (а соответственно и несчастье) в разные времена и в разных культурах. Он совершенно справедливо предположил, что постановка этой проблемы открывает перед историком увлекательные перспективы. Ю. Л. не только сам занялся изучением «рыцарского счастья», но еще и собрал коллег в июне 1999 г. на круглый стол «Счастье и несчастье в истории». Из прочитанного там доклада «Неутешный вдовец, или Очень литературное горе» со временем и выросла переиздаваемая здесь статья. Другие материалы того круглого стола тоже были опубликованы в четвертом выпуске «Казуса» (за 2002 г.).