Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология - [75]

В этой «мировоззренческой» части диалога спорщики столь же малооригинальны, как и в своих оценках брака, семейной жизни и женщин. Йоханнес из Тепля явно многое заимствовал из популярной литературы своего времени: «диалогов» между Жизнью и Смертью, «судебных процессов», затевавшихся Сатаной против Бога из-за «похищения» души, вроде бы заведомо предназначенной для ада, полушутливых (но и полусерьезных) споров о радостях или тяготах брака и прочей литературной продукции такого рода. И тем не менее сквозь многочисленные клише и общие места просматриваются некоторые личные установки автора, его собственная оценка ситуации, в которой он оказался, и своего возможного образа действий далее.

И в самом деле, теперь «Пахаря» из-за внезапной утраты супруги «гонит ветер» — его «несет через стремительный морской поток», и его «якорю не за что зацепиться». Злой поступок Смерти отнял у него все. Чему ему теперь радоваться? Где искать утешения? Где найти прибежище? Где найти исцеление? Где получить верный совет?430

Однако что мы можем узнать из скорбных выкриков и ученых рассуждений «Пахаря» о безвременно почившей Маргарете, помимо того, что она была «светлым летним цветком» на лугу его сердца431, избранной горлинкой432, загляденьем433 и даже «честным соколом»434? Вообще-то очень мало. Маргарета — особа «благородного рождения»435 (что еще вовсе не означает принадлежности к дворянскому роду), «очень честная, красивая, порядочная и превосходящая всех подруг, правдивая и порядочная в словах, невинная телом, добрая и веселая в обрашении»43 6. «Пахарь» слишком слаб, чтобы перечислять далее добродетели покойной, тем более что Смерть и так о них все знает. Нет никаких подробностей о внешности Маргареты. Автор даже мельком не упоминает ни пухленьких ярких губ, ни белокурых волос, ни сияющего взора голубых глаз, ни цветущих щек, ни стройного стана, ни высокой груди, ни белой кожи, ни изящных рук, — а между тем поэзия миннезанга (явно неплохо известная Иоханесу из Тепля) уже успела выработать длинный каталог стереотипных приемов для описания красавиц. Не прибегая к таким клише, Йоханнес тем более не предлагает ничего собственного, оригинального. Он хранит полное молчание о голосе и манере разговаривать своей жены, о ее привычках и забавах, о ее суждениях и шутках. Короче — ни единой внешней особенности, ни «подлинно индивидуальной» (то есть сознательно «изобретенной» для описания этого существа), ни «псевдоиндивидуальной» (выраженной посредством «чужих» штампов).

Но вот о нраве Маргареты из ламентаций «Пахаря» можно получить некоторое впечатление. Судя по его высказываниям, она отличалась покладистостью, послушанием и достойным выполнением всех видов супружеского долга. С ней были коротки и веселы как дни, так и ночи — в равной степени исполненные радости и удовольствий43 7. И все же более всего в своей Маргарете автор ценит порядочность и супружескую верность. С ней не нужно было испытывать никакого беспокойства, она была чиста и целомудренна, честь ее ничем не была запятнана, даже в малейшей степени! Последний мотив звучит во всем сочинении с такой назойливостью, что искушенный в источниковедческой критике историк может даже невзначай усомниться в добродетельности Маргареты — не стремится ли автор оправдать ее посмертно, защитить от каких-либо наветов или порочащих слухов? Однако такое профессиональное недоверие в данном случае, скорее всего, излишне — вполне логично, что далеко уже не юный, хотя и крепкий бюргер, занимающий видное место в городской общине, хвалит свою существенно более молодую жену за скромность нрава более, нежели за многое иное.

Тем не менее сама такая оценочная установка наводит на некоторые размышления. Во всех описаниях «Пахаря» Маргарета предстает не «сама по себе», а только в связи с рассказчиком. Это его покой и его счастье она так удачно поддерживала и создавала, ему доставляла радость, его честь хранила, будучи скромной и целомудренной. Пройдясь по всем описаниям качеств Маргареты, мы убедимся, что ее личность представлена автором — прямо и простодушно — только как производная от его собственной личности. Ведь и страдание «Пахаря» заключается именно в том, что он утратил свое весьма комфортное и ранее столь его устраивавшее состояние. Конечно, трудно утверждать, что его «подлинные» эмоции действительно были столь «эгоистичны», как они могут показаться с позиций нынешней морали. Однако форма их словесного выражения (индивидуальная или стандартная — в данном случае не так важно) была настроена именно на такую передачу горя. Какую ценность представляла для «Пахаря» личность Маргареты, сказать на основании разбираемого сочинения трудно, но вот горько оплакивает он, по сути дела, не что иное, как исчезнувшие оптимальные условия для собственного существования, создававшиеся ему ранее Маргаретой.

Ощущение потери доброй супруги как ухудшения собственного статуса угадывается во многих местах диалога, например там, где автор сожалеет, что он теперь вдовец, а дети его — сироты. Другой сочинитель из иной эпохи не преминул бы, наверное, ярко расписать, как детям, вынужденным расти без матери, будет недоставать ласки и эмоционального общения. Для «Пахаря» психологические проблемы в данном случае либо малозначимы, либо же всецело подчинены проблемам социальным. Всего дважды упоминает он о детях и оба раза совершенно не склонен жаловаться на ущерб, нанесенный Смертью их внутреннему миру. Он привлекает Смерть к ответу лишь за «неполноценную социальность» его детей, за то, что они теперь