Казнь в прямом эфире - [10]

— Вы догадываетесь, почему я здесь? — спросила Петелина, когда они покинули больничный корпус и двинулись по дорожке сквера, где их никто не мог слышать.

— Чего ж гадать. Мне показали сайт с Паниным. Добрые люди, напомнили. — Ершова выдернула из кармана руку с включенным телефоном и сорвалась: — Ну, сколько можно? Мы уже сто лет в разводе, я фамилию прежнюю взяла, а мне все тычут — смотри, твой! А я его видеть не хочу! Думала, что Панин исчез навсегда и тут — на тебе! Звезда интернета!

— Скоро это прекратится, мы работаем, — заверила следователь.

— Скажите, народный суд — это по-настоящему? Или Панин сам что-то придумал?

— Разбираемся, опрашиваем всех, кто знал Панина. Вот вы, знавшая его характер, как думаете?

— Нет, не в его стиле, — поколебавшись, ответила Ершова. — Панин всегда был скрытным, стремился быть незаметным.

— Как же вы с ним познакомились, если он такой скромный?

Медсестра убрала телефон в карман и вытерла руку о халат, словно стирала грязь.

— Мы с Борисом в одном классе учились, потом долго не виделись, а встретились лет через семь после окончания школы. Панин работал тренером в бассейне, а я здесь, медсестрой в онкологии. Ну и как-то завертелось… Он еще в школе мне оказывал знаки внимания, но я тогда не считала прыщавых сверстников достойными ухажерами. Ну и обожглась на взрослом женатике, стала мамой-одиночкой. — Ершова с горечью усмехнулась.

— Кто у вас: мальчик, девочка? — поинтересовалась следователь.

— Дочка Полина.

— Сколько ей было, когда вы сошлись с Паниным?

— Как только Борис появился, я предупредила его, что воспитываю двухлетнюю дочь. Думала, мужик сразу в кусты, таких я повидала, а он нет, скорее наоборот. Мы гуляли втроем, он играл с Полиной, дарил ей подарки, не для формальности, а от души. Ну, разумеется, я вцепилась в такого мужика обеими руками, и через год мы поженились.

— Вы же знаете, за что Панин сидел?

— Еще бы! Захочешь забыть, не дадут.

— И как у вас с ним было? — осторожно спросила Елена. — Не замечали каких-то странностей в его поведении, как мужчины?

— Вы имеете в виду постель?

Петелина кивнула. Ершова сорвала несколько березовых листьев, скомкала их и отшвырнула.

— Панин не был горячим любовником, — призналась она. — Как-то он показал мне фотографию — наш последний звонок в выпускном классе. Он тогда нес первоклашку на плече, а я была в классической школьной форме с белым передничком, в белых гольфах, с двумя смешными хвостиками на голове, и он признался, что хочет видеть меня в таком виде в постели. Я посмеялась и забыла, но он настаивал.

— И вы согласились, — догадалась Петелина.

— Школьная форма у меня сохранилась, мне было интересно — влезу или нет. Влезла и даже купила белые гольфы… В общем, его жутко заводил мой школьный вид. Ну а я что, мне не трудно, многие мужики с прибабахом, кому медсестру, кому стюардессу подавай, а этому школьницу с двумя хвостиками. Вот ваш муж, никогда ничего такого не просил?

Медсестра с прищуром посмотрела на нарядно одетую собеседницу. Елена задумалась, вспомнила, как Марат возбуждался от черных чулок на подвязках, и туманно ответила:

— Бывало.

Ответ Ершову обрадовал.

— Тогда вы знаете, что мужикам быстро наскучивает однообразие. И мой Панин через год охладел к такому наряду.

— Образ школьницы… — Петелина задумалась. — Вы тогда ничего не заподозрили?

— Тогда нет. Но когда подросла дочка… — Надежда помрачнела и остановилась, отшвырнув ногой камешек с дорожки.

— Что произошло?

— Я, дура, не нарадовалась, что Панин любит Полину, играет с ней, обнимает, как собственную дочку. Любил ее мыть в ванной, когда она совсем крохой была. Но однажды я заметила похоть в его глазах. Настоящую мужскую похоть к маленькой девочке! Он отшутился, что видит меня в ней, и утащил в постель.

Ершова с досадой махнула рукой и замолчала. Петелина вывела ее из задумчивости:

— И вы продолжили жить как ни в чем не бывало?

— С тех пор я насторожилась. Но за всем не уследишь, у меня же ночные дежурства бывают. И вот я прихожу утром домой уставшая, рухнуть бы в постель на часок. В такие дни Панин сам отводил Полину в школу, но дочка выглядела больной, осталась. Как только Панин ушел, Полина захныкала: не хочу с ним играть в больницу, не буду.

— Панин играл с девочкой во врача и пациента? — заинтерсовалась следователь.

— Придумал, сволочь! Сказал, мама в больнице так работает.

— Что произошло?

— Я стала расспрашивать Полину и убедилась, что он раздевал и лапал девочку, а она первоклашка, ей семи лет еще не было.

В уголовном деле Панина этот случай не был зафиксирован и Петелина уточнила:

— Как именно лапал?

— Как хотел! Он разрядился от прикосновений к моей дочке, представляете! Я нашла его мокрые трусы в стирке.

— И что вы сделали?

— Прибить была готова, растерзать, но…

Ершова вздохнула и отвернулась. Говорить стала тихо:

— Я не стала устраивать скандал. Выпроводила Панина вечером вместе с вещами, ведь это была моя квартира. Он ушел к матери, потом несколько раз пытался вернуться, извинялся, клялся, что все произошло случайно. Дочь вроде бы отошла, позабыла грязную игру, и я чуть не дрогнула, но…

— Панин опять проявил свои наклонности? — прервала затянувшуюся паузу следователь.