Казнь Шерлока Холмса - [100]

— Вы знали полковника Мориарти до нашего знакомства?

— Только заочно. Однажды я помог отцу вызволить из беды дочь, вследствие чего на скамье подсудимых оказалась миссис Мэри Джеффрис, содержательница домов терпимости в Челси и Уэст-Энде. После шумной газетной кампании тысяча восемьсот восемьдесят пятого года полковнику Мориарти стало в Лондоне неуютно, и он отправился в Париж. Однако можно предположить, что и после отъезда за границу он наживался на бедности и отчаянии женщин, оставаясь сообщником Генри Милвертона. — С минуту Холмс молча курил трубку, после чего заключил: — По правде сказать, Ватсон, я никогда не думал, будто Милвертон и Кэлхун завладели заброшенным зданием Ньюгейтской тюрьмы лишь для того, чтобы убить меня. Разумеется, они с величайшим наслаждением свели бы со мною счеты, но ведь можно было просто сбросить мне на голову тачку с кирпичами на Уэлбек-стрит. Моя казнь замышлялась ими как развлечение в качестве приправы к основному блюду. Готовилось преступление неслыханной дерзости, и за ним стоял тщательно организованный заговор. Вы слышали разговоры о королевских бриллиантах по всему городу?

— Неужели вы верите слухам?

— У меня нет оснований их опровергать. Ньюгейтская тюрьма находится в самом сердце Сити, и стены ее надежны, как Банк Англии. Даже самым изобретательным преступникам необходимо безопасное укрытие, если они не хотят попасться после ограбления. И разве можно найти лучшее убежище, чем Ньюгейт?! Едва ли кому-нибудь придет в голову обыскивать тюрьму — во всяком случае не Лестрейду и не Грегсону, уж будьте уверены! При такой штаб-квартире, заручившись поддержкой иностранных соумышленников и банды головорезов, заговорщики наверняка добились бы успеха. Я в этом нисколько не сомневаюсь.

— Ну а мне подобные прожекты кажутся чистой фантазией. По крайней мере теперь, когда Кэлхун и Милвертон мертвы, полковник Мориарти не решится на такое в одиночку.

— Потеряв главных пособников, Мориарти не откажется от задуманного, а сведет первоначальный замысел к краже одной вещи, — терпеливо объяснил Холмс. — Разумеется, он не собирается уйти с церемонии с короной под мышкой, скипетром и державой в руках. Да они ему и не нужны, ведь их невозможно продать. Едва ли бродяги и душегубы из Батиньоля или Бельвиля предложат ему за такие сокровища достойные деньги. Он одержим другой идеей, ради которой способен схватить человека на лондонской улице и с наслаждением задушить жертву в тишине ньюгейтских стен.

— Эта затея ему не удалась. В чем же заключается его нынешний план?

— Братьев Мориарти переполняла испепеляющая ненависть, — ответил Холмс, наклонившись к камину. — Они росли с одной мыслью — отомстить семье Лонгстафф, прежде всего отцу, который отказался от родных сыновей и обрек их на бедность, а потом единокровному брату, присвоившему себе то, что принадлежало им. Они были уверены в своей правоте. Если ум Мориарти поражен преступной идеей, он с готовностью претворяет ее в жизнь. В данном случае поводом для злодеяния послужила брошь.

— Иными словами, полковник играет в волков и овец с лордом Холдером, чтобы выместить на нем свою горечь?

Мой скептицизм нисколько не смутил Холмса.

— Утрата «Королевы ночи» окончательно опозорит семью Лонгстафф. Наверняка заподозрят, что в краже замешан сам лорд Адольфус, — благо его репутация мота и прожигателя жизни к этому располагает. Вместе с должностью королевского герольда, которую его предки несколько веков передавали из поколения в поколение, он потеряет остатки фамильной чести. Такая месть должна будет удовлетворить полковника Мориарти. К тому же у него останется на память весьма недурной сувенир.

Вдруг мне припомнилось, что среди многочисленных открыток и плакатов, наводнивших в преддверии коронации витрины магазинов на Бейкер-стрит, я видел изображение принца Уэльского и его свиты. На всех придворных были синие мантии, окантованные белым атласом, а на шее одного из них сверкала бриллиантовая звезда в окружении сапфиров цвета ночного неба. Такие картинки нередко до карикатурности приукрашивают действительность, но на сей раз преувеличение показалось мне неслучайным. Это убедило меня в правоте Холмса.

— Думаю, завтра нам следует послушать, что скажет инспектор Лестрейд, — предложил я.

Холмс встал и принялся возиться с химическими приборами на своем столе.

— Если не возражаете, я предпочел бы не посвящать в нашу тайну инспектора Лестрейда и моего брата Майкрофта. У меня с полковником Мориарти серьезные счеты, и никто не должен вмешиваться в наш спор. Если одному из нас суждено выжить, то второй пусть умрет на дуэли. Уверен, мой враг думает так же, поскольку ему известно, что я не погиб от взрыва в камере Ньюгейта. А нести «Королеву ночи» в Скотленд-Ярд уместно лишь в том случае, если вы мечтаете никогда больше ее не увидеть.

Сказав это, мой друг замолчал и, склонясь над столом, погрузился в глубокое раздумье. Наконец он поднялся, чтобы идти в спальню. У двери Холмс обернулся ко мне:

— Ни о чем не тревожьтесь, Ватсон. О предстоящем ограблении я знаю почти все: где, когда и чьими руками оно будет совершено. Неясен только способ.