Казнь по кругу - [31]

Видимо, и с сыном была дискуссия на эту тему.

— Горький так Горький, — покорно и льстиво согласился Сырцов.

— Вот тут я на бумажке все написала, — с гордостью поведала Лидия Трифоновна и достала из кармана капота коряво исписанный листок школьной тетрадки. Сырцов учтиво принял бумажонку, кинув на нее беглый взгляд и вдруг по-детски жалобно попросил:

— Можно я ее у себя оставлю, Лидия Трифоновна?

— Да бери, бери! Я к нему в Горький в гости не собираюсь, а на телефонные тары-бары у меня лишних денег нету. Если надо, он сам позвонит.

Вот удача так удача! Сырцову эта бумажонка не была нужна, его лошадиная память надолго зафиксировала все, что надо, но информация на бумажке может понадобиться кому-то еще. Ну а Лидия Трифоновна со своими повседневными заботами вряд ли даже через полчаса вспомнит адрес и телефон любимого сына. Сырцов сложил бумажку аккуратно, как большую ценность, и спрятал во внутренний карман.

Первое, что он сделал, покинув гостеприимный дом Устряловых, — разорвал бумажку на мелкие-мелкие кусочки и развеял их по ветру. Воровато глянул на окна устряловской квартиры (не заметила ли святотатства мамаша — вроде не заметила), влез в «девятку» и отправился по своим собачьим делам.

* * *

Трюкач Земцов жил в хорошем новом районе, в роскошном доме, построенном в самое последнее время. Явно за наличные куплена квартирка здесь, за живые бабки. Нет, не прозябает в нужде скромный бывший спортсмен не первого ряда. И не однокомнатная, а двухкомнатная. Ушлый Сырцов по планировке просчитал это, стоя на площадке девятого этажа. Ничего особого не придумал и позвонил. За что-нибудь да зацепится, как-нибудь сымпровизирует.

— Кто? — требовательно вопросил из-за двери молодой женский голос.

Уже интересно. По сырцовским сведениям Земцов был холост.

— Мне бы Юрика, — жлобски признался Сырцов.

— А кто вы такой? — продолжила допрос приблудная девица.

— Жора с «Мосфильма», — отчасти приврав, сообщил Сырцов.

Дверь решительно открыли, и Сырцов увидел миниатюрную очаровашку в мини-халатике, которая строго посмотрела на него и строго же спросила:

— Когда вы с Юрием договаривались о встрече?

— Вчера. Он мне позвонил и сказал, чтобы я зашел. Мол, дело есть.

— Утром, вечером? — допытывалась дева.

— Что — утром-вечером? — тупо переспросил Сырцов.

— Звонил когда?

— Днем. На работу, — бойко ответил Сырцов.

— Проходите. Поговорить надо, — решила дева и посторонилась, впуская в апартаменты незваного гостя. На всякий случай бойко пошаркав подошвами о джутовый половичок, Сырцов проследовал за ней в столовую-гостиную. И внутри все шикарно, как говорится, от Франко Фортини.

Сырцов осторожно сел в кожаное кресло и спросил у девы, которая, повернувшись к нему спиной, бессмысленно смотрела в окно:

— Вы теперь его жена?

— Угу. Теперь, — подтвердила она, повернувшись к нему, и, подойдя, решительно устроилась в кресле напротив. — Я приехала сюда вчера в четыре. А в пять Юре позвонили, и он сказал, что у него срочные дела часа на два-три. Просил подождать его. Вот я и жду. Это не вы звонили?

— He-а. Юрок сам мне позвонил часа в два и договорился со мной на сегодня. Вот я и пришел.

— Я очень беспокоюсь, Жора. Ведь вас Жорой зовут?

— Георгием, — поправил Сырцов. — А вас?

— Ольгой. Олей. Он меня Лелей зовет, — представилась она, и Сырцов вдруг увидел ее потерянно-мечущиеся глаза. — Я очень боюсь. Георгий.

— Боитесь, а мне открыли без всякого, — укорил он.

— Я не за себя, я за него боюсь.

— Так, может, просто загулял с пацанами?

— Может, и загулял, — покорно согласилась Оля.

Не зря она боялась. И, скорее всего, не загулял Земцов с пацанами. Сырцов покряхтел, покряхтел и предположил:

— А если у родственников случилось что?

— Родственников у него — только сестра. В Магнитогорске.

— Да все в порядке будет! — отчаянно утешил Олю Сырцов.

— Он бы обязательно позвонил мне! Обязательно.

— Закрутился, завертелся, мало ли что…

— Все равно он бы позвонил.

— С чего это такая уверенная?

— Он любит меня. А я его. Я сразу поняла, что он какой-то странный, не такой, как всегда. И не сказал ничего, а всегда говорит…

Плохи дела у девушки Оли. Вернее, плохи дела трюкача Земцова, совсем плохи. Сырцов потер ладонями колени и спросил:

— Я пойду, Оля, а? А к вечеру позвоню.

— Посидите еще, Георгий. Мне с вами не так страшно.

— А чего бояться-то? — фальшиво удивился он.

— Я знала, знала, что все так кончится! — вдруг крикнула она и закачалась в кресле, как мусульманин на молитве.

— Что — все это? — осторожно поинтересовался Сырцов. Теперь она испугалась себя. Исподлобья быстро глянув на Сырцова, ответила как бы беспечно:

— А! Глупости! — встала, ожидая, когда поднимется Сырцов. Дождалась и напомнила: — Вы торопитесь, не буду вас задерживать.

Давить на нее сейчас или не давить? Сырцов недолго постоял в задумчивости и решил, что еще рановато. Не дозрела и надеется. А вечерком следует наведаться. Вздохнул и сообщил:

— Ну, я пойду. До свидания, Оля.

Влез в «девятку» и кулаками ударил по баранке. Легкомысленный козел, а не профессионал. «Чивес регал» ему, скотине, подавай! Он мог вчера успеть, он мог. И не успел.

Все. Эмоции в сторону. Они просчитали, что он, Сырцов, копает. Но для просчета необходима информация. Только два возможных канала: братенник с двойной женой и наивный дурачок Земцов. Скорее всего, оба сработали. Опять же альтернатива: кого они будут убирать? Концы или его, Сырцова? Для начала, вероятно, самое слабое звено — Земцова. Не было Сырцову жаль кинотрюкача, не за что его жалеть, сам в твердом рассудке и незамутненной памяти в вонючее дерьмо полез, не чуя запаха этого дерьма, а чуя лишь дурманящий аромат больших и легких денег. Не жалко, не жалко. И тут же Сырцов вспомнил потерянно мечущиеся глаза Оли. Вот ее действительно жалко. Жалел ее потому, что она потеряла Земцова, которого он не жалел?