Каждый второй уик-энд - [14]

– Помимо того, что она моя мама?

Джолин кивнула и внимательно посмотрела на меня. И я ответил более искренне, чем намеревался:

– Она думает, что все это – наша распавшаяся семья – ее вина. Но это не так. Мой отец, это он нас бросил. – Я закрыл глаза, вспоминая то утро, когда он ушел, и жалея о том, что не смог его остановить. – Она несчастлива уже очень давно, и больше всего на свете я хочу это исправить.

Вздох Джолин вернул меня в реальность.

– В предисловие к тому, что я хочу сказать: я действую из лучших побуждений. Постарайся не принимать близко к сердцу, если у тебя не получится сделать свою маму счастливой.

Джолин

– О, мамочка! Твоя дражайшая дочь вернулась домой! Давай, осыпай меня поцелуями и слезливыми историями об одиночестве.

Эхо моего голоса отскочило от сводчатого потолка прихожей и вернулось ко мне единственным ожидаемым ответом, так что я не удивилась. Был воскресный вечер, и это означало, что моя мама, наверное, еще торчит в спортзале. Я поволокла свою сумку к себе наверх и, бросив ее возле кровати, потащилась на кухню. Как и практически весь дом, она была девственно чистой и ослепительно белой – от застекленных белоснежных шкафов до столешниц из каррарского мрамора и сверкающей хрустальной люстры. Все это великолепие померкло, как только я уловила запах лазаньи, которую миссис Чо оставила для меня в духовке.

Формально в обязанности миссис Чо входила только уборка в доме три раза в неделю, по утрам, пока я в школе, – это правило мама ввела для того, чтобы исключить мое общение с тем, кого я открыто предпочитала ей самой. Но эта милая женщина начала и готовить для меня, когда мама решила, что пресловутый ключик к ее счастью привязан к количеству сброшенных килограммов, и перестала употреблять в пищу все, что не умещалось в бокале для мартини.

Я откинула фольгу и утонула в аромате сырной, чесночной вкуснятины.

– Я тоже скучала по тебе, – сказала я своему ужину. Блюдо оказалось слишком горячим, и я, конечно же, обожгла рот, так что пришлось смириться с болтающимся под небом лоскутком кожи, но на что только не пойдешь ради лазаньи миссис Чо.

Внезапная догадка погнала меня через всю кухню к холодильнику, и, распахнув дверцу, я заплясала от радости. На второй полке стоял чизкейк, усыпанный сочными красными вишнями. Я проверила наш тайник в хлебнице на рабочем столе и нашла лучший подарок: записку, написанную бисерным почерком миссис Чо.

Я смотреть фильм про человек ведет машину. Мне больше всего нравится фильм про собаку. Я готовить тебе сырный ужин и сырный десерт. Будь умницей.

Мой смех эхом разнесся по кухне. Я знала, что психологический ужастик «Куджо» ей понравится больше, чем сочная криминальная драма «Драйв» – в конце концов, она работала на мою мать. Мы с миссис Чо недавно организовали киноклуб. Она хотела улучшить свой английский, и я только радовалась возможности рекомендовать ей фильмы. В ближайшее время я собиралась испытать ее нервы на менее кровавом, но, возможно, более ужасающем детективно-сатирическом фильме «Прочь».

Я стала читать дальше. Ее записки обычно не отличались многословностью, а эта была самой короткой из всех, но именно последняя строчка, которую она всегда добавляла, наполняла мое сердце теплом, а глаза – слезами: Я скучать моя девочка. Я помнила, как приходила домой из школы, и миссис Чо ждала меня, чтобы обнять и усадить за кухонный островок, и я помогала ей стряпать. От нее всегда пахло свежим хлебом и моющим средством Windex, и она почесывала мне спину, пока я вымешивала что-то в мисках размером больше меня самой. В то время она почти не говорила по-английски, а я знала лишь несколько корейских слов, которым она меня научила, но мы всегда понимали друг друга.

Я перевернула листок и своим более смелым, твердым почерком написала названия еще пары фильмов, которые рекомендовала посмотреть, а затем горячо поблагодарила за весь сыр, что собиралась съесть этой ночью, и добавила, что тоже скучаю по ней. Моя рука дрожала, когда я прятала записку, чтобы миссис Чо нашла ее завтра.

Наши записки могли показаться пустячными, но мне пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы эта боль сняла тяжесть в груди, и только после этого я смогла отправить в рот первый кусочек пушистого чизкейка.

Если бы мама знала, сколько я съедаю за день, она бы вышвырнула меня на улицу и закидала камнями. Возможно. Наверное. Но скорее всего, она бы использовала это как предлог, чтобы лишний раз пройтись по отцу и его проклятым генам стройности, которые я унаследовала. Одержимость калориями не продлилась бы долго. Мама поняла бы, что в четвертом размере она так же несчастлива, как и в восьмом, и тогда переключилась бы на что-то другое.

Вернувшись в свою комнату, я достала из кармана телефон и посмотрела на фотографию, которую сама себе прислала с трубки Адама. Я попыталась представить себе, что подумала его мама, когда увидела это. Фотография удачная, ничего не скажешь. Я выглядела счастливой, и мои губы не кривились, как иногда бывало, слишком обнажая десны. Солнце светило под правильным углом, окрашивая мои каштановые волосы золотом и играя желто-красными оттенками последних дубовых листьев на дереве позади нас.