Каждый второй уик-энд - [120]

Я сделала еще несколько шагов и присела на противоположном от нее конце кровати, чтобы потрепать плюшевого фламинго – ее любимая птица, – которого я подарила ей на прошлый день рождения. Я пришила к его руке футбольный мяч, а на животе нарисовала маркерами талисман нашей школы. Получилось ужасно, и я хотела выбросить его, но Черри настояла на том, чтобы фламинго занял почетное место на ее кровати.

И он по-прежнему восседал там.

Мое сердце сжималось от боли, когда я смотрела на фламинго, и заныло еще сильнее, когда я перевела взгляд на Черри.

– Я знаю, что ты больше не под домашним арестом. Могла бы поговорить со мной.

Она еще больше сникла.

– Я ничего не понимаю. Я думала, что рано или поздно ты придешь, мы все выясним, поругаемся и снова помиримся. Но ты этого не сделала. – Мой голос сорвался. – И я знаю, ты не хочешь, чтобы я говорила о Менике, – и я не хочу говорить о нем, но буду говорить, даже если ты возненавидишь меня за это. Он мне не нравится. Мне не нравится, как он обращается с тобой, как заставляет тебя делать то, что хочется ему, лишь бы он был счастлив. Хочешь ты меня видеть в своей жизни или нет, злюсь я на тебя или нет, но я забочусь о тебе. Я не хочу, чтобы через пять лет ты оглянулась и пожалела о своем выборе. – Сердце забилось в горле, когда я вспомнила, как Шелли говорила мне, что потеряла все из-за моего отца. – Я уже видела такое и не хочу этого для тебя.

Черри уткнулась взглядом в колени, ее плечи сгорбились, как будто она собиралась с силами.

– Ты закончила?

– Нет. – Я отшвырнула фламинго. – Это еще не все. Черри, я… мне выпало непростое испытание. – У меня перехватило горло, и слова давались мне с трудом. – Я могла бы обратиться к подруге, чтобы та сказала мне правду, когда я лгала самой себе. – Я подумала о всех тревожных звоночках, предостерегающих от встреч с Гаем, и о том, что, возможно, если бы я рассказала об этом кому-нибудь, мне помогли бы увидеть его таким, каким он был задолго до той последней ночи в его квартире. – Потому что, как выясняется, гораздо легче указывать на чужие ошибки, чем признавать собственные. – Мои глаза угрожающе наполнились слезами, поэтому я скользнула взглядом по комнате, рассматривая шкаф, окно, комод.

И тут мой взгляд остановился.

Я подошла к комоду и уставилась на зеркало, облепленное фотографиями, билетами на концерты и записками, которые они с Гейбом оставляли друг другу. Я часто бывала в ее комнате и запомнила их, но и без этого могла бы заметить зияющие пустоты.

Все фотографии Меника исчезли. Всякий раз, когда они расставались, Черри не успевала убрать его фотографии, как случалось очередное примирение.

Я повернулась к ней, и мне не нужно было задавать вопрос, когда ответ был прямо передо мной.

– Выходит, мне вовсе не нужно было, чтобы ты прикрывала меня на время свиданий с Меником, – произнесла Черри уже не таким ровным, но будто пустым голосом. – Знаешь, что он сказал, когда я пришла к нему?

Сердце ухнуло вниз.

– Это я виновата, что меня посадили под домашний арест, что если бы я действительно любила его, то нашла бы способ быть с ним, даже если бы это означало уход из семьи. И я не знаю, помогло ли время, что я провела вдали от него, когда думала о тех ужасных вещах, что наговорила тебе и всем остальным, о том, как он кричал на меня… – Ее голос стал густым и хриплым. – Но я наконец поняла, что вы все были правы.

Я сжала губы, чтобы унять дрожь.

– Все кончено?

Она кивнула.

– И прости меня. Я не имела в виду то, что сказала. Это было ужасно и бессердечно. – Когда она подняла голову, в ее глазах стояли слезы. – И это была неправда.

Мне не нужны были извинения. Я повторяла это себе всю дорогу, но знаю, что часть моего сердца была бы разбита, если бы она позволила мне уйти, не сказав этих слов и не убедив меня в их искренности.

– После Меника я сказала себе, что тянула слишком долго, что уже слишком поздно извиняться и… – Она замолчала, увидев мое ожерелье, а потом ее лицо сморщилось, и мы обе двинулись навстречу друг другу, встречаясь в объятиях, как будто никогда и не ссорились.

– Никогда не поздно, – ответила я.

– Я скучала по тебе.

– И я тоже.

– Обещай, что всегда будешь говорить мне, если я напортачу?

– Если и ты мне будешь говорить.

Она кивнула.

– Но ты же с самого начала видела Меника насквозь. Ты бы никогда не позволила какому-то парню манипулировать тобой, как это делала я. – Она почувствовала, что я напряглась, и отстранилась. – Что? – Она заметила мой потухший взгляд.

Я втянула в легкие как можно больше воздуха, надеясь, что это поможет мне. Я даже попыталась улыбнуться, но улыбка оборвалась, прежде чем губы смогли приподняться.

Шелли впустила в квартиру двух офицеров полиции и, представив всех друг другу, села рядом со мной на диван и не двигалась в течение следующих двух часов, пока шла беседа.

Если бы я не сцепила руки на коленях, думаю, она бы попыталась держать меня за руку, пока я заново переживала не только последний вечер в квартире Гая, но и все наши встречи с момента знакомства.

Надо отдать ей должное, Шелли ни разу не выдала своих эмоций. Она не ахала, не вздыхала и даже не морщилась, пока я говорила, и мой голос звучал все тише, по мере того как невероятная глупость собственных действий становилась мне очевидней.