Каждый второй уик-энд - [116]

с мамой или папой. Или с тобой. – Он покачал головой. – Ты думаешь, что я этого не понимаю, что ты один такой умный и знаешь, насколько лучше он был во всем, но я тоже не дурак.

Мне хотелось рассмеяться, но это было так неправильно, и звук, что вырвался у меня, получился гораздо более резким, более надломленным, чем смех.

– А ты думаешь, я знаю, что тебе сказать? Любому из вас? – Джереми не единственный, кто недотягивал до планки. И дело не в том, что я считал себя намного умнее его, потому что понимал, насколько мы проигрываем в сравнении с Грегом, а в том, что мне казалось, будто Джереми этого не понимает.

Вот откуда эта тошнотворная пустота внутри. Горе было безмерно, но сознание того, что Грег оставил после себя роль, которую нам с Джереми надлежало взять на себя в отношении друг друга, – а мы никак не могли подхватить эстафету, – в каком-то смысле угнетало еще сильнее.

– Мне никогда не стать таким, как он. Я пыжусь, пыжусь и даже когда приказываю себе остановиться, – я ткнул себя пальцем в грудь, – продолжаю с еще большим упорством. Я довожу тебя до бешенства, потому что больше ничего не умею делать. – Я втянул в себя столько густого воздуха, сколько позволили легкие, чувствуя, как поднимается и болит грудь. Потому что все болело. Всегда. – Как же ему это удавалось, а? – слова прозвучали как шепот, тихий и гортанный. – Скажи мне, потому что я не могу понять этого так же, как и ты.

Я был близок к тому, чтобы потерять последние крохи контроля над собой. Мои глаза наполнились слезами, и я знал, что, как только моргну, они выплеснутся. И дыхание никак не восстанавливалось. Воздух то не поступал, а то врывался в меня слишком быстро, слишком сильно.

– Не только ты, но и я тоже – не он.

Джереми на мгновение задумался, пристально глядя на меня. Казалось, он видел гораздо больше, чем я думал раньше, считая его толстокожим. Потом он фыркнул:

– Я – старший брат, теперь самый старший. Теперь мне держать тебя в узде и прикрывать тебя. И ко мне ты можешь прийти поговорить, когда все идет наперекосяк.

– А я должен уговаривать тебя, прикрывать тебя. И быть тем, с кем ты всегда можешь поговорить.

– Да. – Джереми усмехнулся, и ему гораздо лучше, чем мне, удалось изобразить почти что смех. – За исключением того, что большую часть времени ты – маленький самонадеянный говнюк.

Из меня вырвался звук – скорее удивленный выдох, чем что-либо еще, – а следом другой, отчего дернулся уголок моего рта. Я искоса взглянул на него.

– А ты – вспыльчивый придурок.

Он рассмеялся. И я тоже. По-настоящему. Напряжение в моей груди немного ослабло.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Я никогда не стану Грегом, но постараюсь быть лучше, чем был до сих пор.

– Да? – Джереми приподнял бровь. – Потому что весь этот год ты пил мою кровь.

Я убедительно заиграл желваками, и он выстрелил улыбкой.

– Наверное, мне придется это сделать. В последнее время ты немного угомонился. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я этого не вижу, но что за хрень ты устроил прошлой ночью? – Он покачал головой. – Грег тоже порвал бы тебя на части.

Вспомнив, почему случилась прошлая ночь, я стиснул зубы.

– Нет, Грег пошел бы со мной, чтобы надрать кое-кому задницу.

Джереми нахмурился.

– Кому – отцу?

– Ты думаешь, я бы рискнул разрушить все хорошее, что происходит со всеми нами, чтобы опять воевать с отцом? Что Джолин позволила бы мне это, если бы я попытался?

Его хмурый взгляд постепенно рассеивался, а потом вдруг резко сфокусировался, когда он повернул голову к стене, за которой находилась квартира Джолин.

– Она сказала, что-то случилось… – Выражение его лица стало пугающе спокойным, когда он снова повернулся ко мне. – С ней? Кто-то… Ты знаешь, кто?

Мои руки сжались в кулаки.

– Да, знаю.

Он кивнул. Не прошло и секунды, как он уже был на ногах и вращал головой, разминая затекшую шею.

– Так, ладно.

Мой взгляд скользнул за ним:

– Что, прямо так? Ты не собираешься спросить?..

Он протянул мне руку:

– А надо?

Тяжесть окончательно ушла из груди, когда до меня дошел смысл его слов. Он прикрывал мою спину и делал это, не задавая никаких вопросов. Потому что он – мой брат. Не тот, кого я потерял и кого он никогда не сможет мне заменить, так же как и я ему, но брат, который у меня по-прежнему был. Ему не нужно быть Грегом. Мне не нужно быть Грегом. Нам потребовалось два года, чтобы понять, что иногда, а порой и чаще, все настолько просто.

Я набрал полную грудь воздуха и взял брата за руку.

Он лишь поднял бровь, когда я вышел в коридор и остановился перед дверью Гая.

– Ты уверен?

– Да.

Джереми вполне хватило моего односложного ответа. Мы вместе колотили в дверь, пока она не открылась.

Озадаченный взгляд Гая рассеялся, когда скользнул мимо Джереми и остановился на мне. Что-то из моих намерений, должно быть, ясно читалось на моем лице, потому что Гай поднял обе ладони.

– О, привет, Адам, верно? Слушай, я не знаю, что тебе наговорила Джолин, но она немножко запуталась и…

Я оборвал его ударом кулака. Я не обладал таким крепким телосложением, как брат, и Гай не ожидал, что получит в глаз именно от меня, он отшатнулся назад. Я не двинулся с места, зато это сделал Джереми. Он нанес Гаю сильнейший удар в живот, и Гай упал на одно колено. Я, не колеблясь, врезал ему по яйцам с таким остервенением, что парня чуть не стошнило.