Каждый сам себе дурак - [2]

А тут опять звонок. Не успел открыть — залетают. Целая стая дурачья, и ни одной знакомой рожи. И опять мои вещички на пол опрокидывают. Порыскали, порыскали, а потом один из них, такой нахмуренный ублюдок, и спрашивает:

— Можешь не трандеть по-лишнему, Северин. Сколько назад к тебе заезжал Латин?

Ха, больно мне надо. Раз прибежали, значит, типа в проводках.

— Да только что.

Сел нахмуренный, закурил, короче, как ему кажется, весьма грозненько смотрит и продолжает.

— А вот мы его очень ищем. А куда он поехал? А зачем он к тебе заезжал? А срочно он нам нужен.

Миллион, словом, реплик.

Ну тут ответил я, что куда он поехал не знаю, а просил он денежек, а я ему и не дал, типа должничок некорректный. Зачем они его ищут, мне неизвестно, да и параллельно глубоко мне, как на Латина этого самого, так и на вас, разлюбезных.

Здесь мне для профилактики по башке двинули да и растворились. Торопились они очень. Теперь-то совсем хреново мне стало, поднял я книжки и швырнул на диван. В этом мире, пожалуй, не до чтения. Ударил я еще по синей волне, да и почехлил на кухню тараканов мониторить. Их так много, как и людей на улице. Иногда мне даже кажется, что они у меня покрупнее и поумнее, чем реальные люди. Все бегут, бегут, перемещаются, А я все считаю их, считаю. Но все без толку — быстро сбиваюсь… Тут уж совсем я подсел на жуткие депресснячки.

Вижу в дымчатом тумане своего земляка Канта (снова, блин, Могила), он мне пальчиком так лукаво машет и говорит: «Правильно, Северин, делаешь, правильно…

Терять давно нечего!». Здесь распахнулись мне врата познания, и начал я тонуть в пучинах мысленных.

И, представляете, снова звонок. Тут уж шторканулся я вообще по полной, отшвырнул стул, злость вскипела цементом.

— Кто там еще? — и дверь распахиваю.

Соседка. Улыбчивая такая, вежливая. Я еле успел сдержаться, чтоб дальше пасть не раззявить.

Однако она всего лишь за почтой ходила, мне конверт заодно вынула.

Взял. Ладно, мол, спасибо, извините.

Вернулся на кухню, уже сам нервканул, расшвырял все. Конверт, думаю, надо открыть, прочитать, думаю, надобно. Да не получается никак после визитов всех этих. Подергался я по че-как. Повертел конверт как мог и замер без движения.

Так, думаю, реальный мэйл. Положил его и думаю чисто теоретически. Надо отметить, что я никогда не получал реальных мэйлов, ну если только повестки в суд или из ГИБДД. Оттуда отнюдь не редко. А тут на тебе! Разглаживаю, гляжу. Откуда же это может быть? Причем предчувствие у меня такое, что в послании в этом не пакость, как это обычно бывает.

Утро вечера мудренее, решил я.

И брякнулся спать.

* * *

Утро? Ну, конечно, милый шоп внизу.

Типа магазин.

Приятного мало от такого визита, чего уж там.

Они надвигаются на тебя повсюду, жди только, кто из них что выкинет. Каждый из них безусловный «чужой», такое впечатление, что сейчас кто-нибудь вспрыгнет и вцепится в тебя с ненавистью, а остальные бросятся помогать. Мое «Я» настороже. Впрочем, настоящая причина страха совершенно размыта, и при несомненной текущей опасности осознаешь: все повторялось уже тысячи раз, а я до сих пор цел.

В шопе, ясно, толпа. Большая и широкая очередь за некой хавкой. А наверху, над прилавком тем самым, «Хрюша ням-ням», раздача, реклама. Фирма какая-то мясная щедрая. Безусловно, ради халявной жратвы каждый готов на все. Рухлядь плешивая, на крупинки рассыпающаяся, бьет другую, помоложе и приговаривает нежно:

— Ты здесь, мразь, не стояла!

Та за лицо хвать, из него красное капает. Скрючилась. Ее моментом в сторону. Понятное дело, чтоб слабый «чужой» не мешался.

Мужик с неровной бороденкой, гашеный в хлам, орет надо всей толпой истошно и сипло:

— А ну в очередь, суки, все!

Значит, рекламная акция удалась на славу, раз так живо они слетелись.

А одуревшая тина лет семнадцати, симпотная даже, в белоснежном передничке, ножом размахивает лихо и тоже визжать:

— Да когда же вы все отоваритесь? Мне, что ли, по кайфу здесь виснуть за три доллара в час? Сейчас никто ничего не получит!

От всего этого гама и спертого воздуха мне тут же сплохело. И прям иголочки внутри башенки цифранулись туманно. А может, это просто позавчерашнее экстази меня на постсвечении торкнуло.

Толпа еще больше загудела… Финские ножи засверкали… Кто-то даже, кажется, затвор передернул…

И все к девке ринулись.

Нужно поскорее сваливать, испуганно спохватился я, воткнул ноги в руки и выпорхнул из шопа. Проскользнул мимо людей — и в дамках. Добрался до дома туманно опять же. Помню только, как зашел, закрылся на все замки.

И молчок. Ни звука. Ни слова лишнего.

К окну? А там вроде никого. Наверное, все в магазине остались продавщицу разделывать. Посмотрел и облегченно рухнул в кресло.

Отдышался. Огляделся. Тихо все. Конечно, на улицу нужно выходить, лишь изрядно обосновав эту свою выходку. Вот, например, некоторые, побогаче, выходят на улицу только в бронежилетах и с десятком крепких друзей. Так еще куда ни шло. Ведь кто знает у кого что в башке…

Когда винтики отсканировались по схемам окончательно, вытер пот со лба, галстучек поправил. И замечаю конверт на журнальном столике. А я о нем позабыл совсем, дурында. Секу метку отправителя: «Академия Философии». Большой Город типа того, все дела. Я, конечно, удивле письму такому из Академии Философии. Совершенно не догоняю. А потом припомнил одну давнишнюю терку.