Каждому свое - [3]

Сестра ответила:

— Конечно, Кристофер.

Она была женой священника, который служил неподалеку от Гроби. У них было несколько детей.

Макмастеру Титженс сказал:

— Сильвия уехала с человеком по фамилии Пероун.

Макмастер только ахнул.

Титженс продолжал:

— Я съезжаю из дома, а мебель сдаю на хранение. Томми отправится к моей сестре Эффи. Марчент едет с ним.

Макмастер сказал:

— Тогда ты, наверное, захочешь переселиться в нашу прежнюю квартиру.

Макмастер занимал почти весь этаж одного из домов на Грейс-Инн. После свадьбы Титженс от него съехал, и Макмастер стал наслаждаться одиночеством, а его слуга перебрался из мансарды в спальню Кристофера.

Титженс сказал:

— Я перееду к тебе завтра, если не возражаешь. К тому времени Ференс успеет вернуться в мансарду.

В то утро за завтраком, спустя четыре месяца после побега супруги, Титженс получил от нее письмо. Она без тени раскаяния просила ее забрать. Писала, что ей до ужаса надоели Пероун и Бретань.

Титженс взглянул на Макмастера. Макмастер, сидевший в кресле к нему спиной, обернулся и посмотрел на друга большими круглыми серо-голубыми глазами, бородка у него подрагивала. Когда Титженс заговорил, Макмастер положил руку на горлышко графина с бренди из граненого стекла на деревянной подставке.

— Сильвия просит ее забрать, — сообщил Кристофер.

— Выпей чуть-чуть! — предложил ему Макмастер.

Титженс хотел было машинально отказаться. Но вместо этого согласился:

— Да. Наверное, стоит. Рюмочку.

Он заметил, что крышка графина подрагивает и звенит. Видимо, у Макмастера дрожали руки. Не оборачиваясь, Макмастер спросил:

— И ты ее заберешь?

Титженс сказал:

— Полагаю, да.

От бренди у него по всей груди разлилось приятное тепло.

— Выпей еще, — посоветовал Макмастер.

— Хорошо. Спасибо.

Макмастер продолжил завтракать и разбирать почту. Титженс тоже. Вошел Ференс, забрал тарелки с беконом и поставил на стол серебряное блюдо с яйцами пашот и пикшей. Спустя долгое время Титженс сказал:

— Да, судя по всему, я поеду за ней. Но мне нужно три дня, чтобы обдумать детали.

Казалось, случившееся не пробудило в нем никаких чувств. У него из ума все не шли кое-какие обидные фразы из письма Сильвии. Бренди не опьянял его, но спасал от предательской дрожи.

— Пожалуй, в Рай[1] поедем к одиннадцати сорока. Можно будет прогуляться после чая, пока день длинный. Хочу заехать к священнику, который живет неподалеку. Он очень помогает мне с книгой, — сказал Макмастер.

Титженс посмотрел на него:

— Так твой поэт и со священниками был знаком? Ну, разумеется… Как его фамилия? Дюшемен, верно?

Макмастер продолжал:

— Мы прибудем к нему в два тридцать. Это не поздно для загородних имений. Останемся часов до четырех, а кэб будет ждать нас у дома. И тогда первое чаепитие начнем уже в пять. Если нам понравится такой расклад, то останемся еще на день, во вторник отправимся в Хит, а в среду — в Сэндвич. Или можем остаться в Рае на все три дня, что нужны тебе для раздумий.

— Мне, наверное, лучше сейчас не засиживаться нигде надолго, — сказал Титженс. — Еще ведь есть твои расчеты по Британской Колумбии. Если мы возьмем кэб прямо сейчас, я закончу с ними за один час двенадцать минут. А Британская Северная Африка пусть идет в печать. Сейчас всего восемь тридцать.

Макмастер слегка встревоженно сказал:

— Нет, так нельзя! Я предупрежу сэра Реджинальда о нашем отъезде.

— А вот и можно. Инглби будет безумно рад, когда ты сообщишь ему, что закончил с расчетами. Я доделаю их за тебя, так что к его приходу в десять часов они будут готовы.

Макмастер воскликнул:

— Какой же ты невероятный человек, Крисси! Почти гений!

— Да ладно, — отмахнулся от него Титженс. — Вчера, когда тебя не было, я просмотрел все бумаги и почти всё подсчитал в уме. Я думал об этих цифрах перед сном. Мне кажется, ты допустил одну ошибку: переоценил численность населения Клондайка. Границы открыты, но туда особо никто не стремится. Я сделал соответствующую приписку у тебя в расчетах.

В кэбе он сказал:

— Прости, что снова докучаю тебе со своими бедами. Но что ты об этом скажешь? И что говорят в департаменте?

— В департаменте? — переспросил Макмастер. — Да ничего особенного. Все думают, что Сильвия за границей ухаживает за миссис Саттертуэйт. А я… Я… — Он сжал мелкие, крепкие зубы. — Как бы я хотел, чтобы ты смешал эту женщину с грязью! Как бы я хотел, видит Бог! Она же тебе всю жизнь искалечит! Довольно!

Титженс потупил взгляд.

Это многое объясняет. Несколько дней назад один молодой человек, который приятельствовал скорее с его супругой, чем с ним самим, подошел к нему в клубе и выразил надежду, что миссис Саттертуэйт — матери его жены — уже лучше. Теперь же Титженс сказал:

— Все понятно. Миссис Саттертуэйт, вероятно, поехала за границу, чтобы прикрыть побег Сильвии. Она женщина умная, хоть и стервозная.

Двухколесный экипаж летел по почти пустым улицам. Госслужащие еще не ехали на работу — было слишком рано. Копыта лошади гулко стучали по мостовой. Титженс предпочитал именно такие экипажи с хорошими — под стать благородным и состоятельным пассажирам — лошадьми. Он ничего не знал о том, что его приятели думают о его делах. И спросить их — значило вступить в борьбу с мощной, тайной инерцией.