Kазенный и культовый портрет в русской культуре и быту XX века [заметки]
[1]
В начале девяностых годов прошлого века в вагонах московского метро висели плакаты с фотографией предприимчивой киевлянки, которая выдавала себя за новейшее воплощение Христа — Марию Деву Христос. Эти фотографии — ярчайший пример миметического культового портрета.
[2]
Существенные элементы казенщины в культурном поведении русских людей появлялись и ранее — в периоды царствования Петра I и Павла I. В обоих случаях наблюдалось стремление «навести порядок», то есть придать управлению государством ясные, разумные формы. Но это похвальное стремление неизменно оборачивалось усилением бюрократизма.
[3]
Ср. стихотворения: К портрету Бибриса Вяземского, К портрету Чаадаева и Портрет Пушкина, К портрету Лермонтова. Можно было также заказать свой собственный портрет и «общаться» с ним (стихотворение А. И. Полежаева К своему портрету).
[4]
В пятой главе первого тома Мертвых душ перечислены портреты, которые висят на стенах гостиной Собакевича: «На картинах всё были молодцы, всё греческие полководцы, гравированные во весь рост: Маврокордато в красных панталонах и мундире, с очками на носу, Колокотрони, Миаули, Канари. Все эти герои были с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу. Между крепкими греками неизвестно каким образом и для чего появился Багратион, тощий, худенький, с маленькими знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках. Потом опять следовала героиня греческая Бобелина, которой одна нога казалась больше всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные» (Гоголь 1949: 94–95).
[5]
В автобиографической повести Швамбрания Лев Кассиль, отец которого был в начале XX века врачом в уездном городе Покровске Саратовской губернии, вспоминает, что в их доме на почетном месте висели портрет «доктора Пирогова и картина академика Пастернака Лев Толстой» (Кассиль 1959: 277–278).
[6]
Цитирую первую строку стихотворения Валерия Брюсова Юному поэту.
[7]
Так же, как и иконы, ибо участившиеся проявления безбожия и профанации христианских святынь относятся не к послереволюционному периоду, а к годам Первой мировой войны.
[8]
В действительности брат Льва Кассиля Иосиф Абрамович.
[9]
В припеве популярной песни красноармейцев были слова: «Мы все на бой пойдем / За власть советов / И как один умрем / В борьбе за это».
[10]
Категория вождя в авангардистской культуре охватывала широкое поле явлений: это не только и даже не столько «вожди мирового пролетариата», но и «культовые фигуры» в мире литературы, искусства, науки, авиации, спорта. Старые «властители дум» сменились деятелями, которые претендовали на то, чтобы вести за собой не индивидуумы, но массы, и не столько в плане духовном, сколько в реальной общественно-политической, идеологической и эстетической борьбе мнений и позиций.
[11]
Автор неоднократно видел татуированные портреты Ленина и Сталина на обнаженной груди, в окружении традиционных красоток с надписью «Люся, я тебя люблю».
[12]
Мать в том же самом воспоминании Алексея Алексеевича о «далеком пожаре» лишь разводит огонь в печке и печет пироги с капустой. Герой прижимается не к ней, а к отцу.
[13]
На самом деле всё обстояло сложнее и противоречивее. С одной стороны, в живописи и литературе тяжелые времена для авангардистов наступили уже в середине двадцатых годов, с другой — конструктивистские постройки продолжали украшать русские города еще в середине тридцатых.
[14]
Ранее, в послевоенные годы, вместо Ленина над Москвой парил портрет Сталина.
[15]
Портретов маленького Сталина никогда не существовало. Видимо, «вождь народов» следил за тем, чтобы его иконические подобия сохраняли известную пристойность, которая бы явно пострадала, если бы кому-нибудь пришло в голову продавать портреты маленького грузинского оборванца.
[16]
Кроме портретов, непосредственно включенных в общий контекст книги, в букварях есть культовые портреты Ленина, Пушкина, Гагарина и других «героев», вписанные в контекст иллюстраций к букварю: например, детей принимают в октябрята под портретом Ленина (Архангельская 1979: 58–59), у девочки над кроватью висит портрет Гагарина (Архангельская 1979: 25), дедушка читает внучке книгу с портретом Пушкина на обложке (Горецкий 1982: 9).
[17]
«Нас утро улыбкой встречало, / Шумела в бульварах листва. / Вступая под своды вокзала, / Шептали мы: “Здравствуй, Москва!”— в словах этой мажорной песни из кинофильма Здравствуй, Москва! своды вокзала выступают в роли магического портала («Сезам, откройся!»), за которым простирается сказочная страна красоты и счастья. Очень подходящее место для скульптуры вождя!
[18]
Этот ряд продолжают казенные портреты Горбачева, Ельцина и Путина, выдержанные в поэтике упаднического псевдореализма, хотя изображенные на них люди принадлежат к иной исторической эпохе. На мой взгляд, решительный культурный перелом произошел не после 1991, а после 1985 года.
Опубликовано журнал "Педагогика Искусства" N2 2009 год.
Опубликовано в журнале: «Вестник Европы» 2002, № 4.
Чтобы почувствовать, как один стиль эпохи сменяется другим, очень хорошо, например, пойти в картинную галерею и, переходя из зала в зал, наблюдать, как напыщенные парадные портреты, имеющие так мало общего с реальной действительностью, сменяются не менее напыщенными романтическими страстями, затем всё более серенькими, похожими на фотографии, жанровыми реалистическими сценками, а еще позже феерической оргией модернизма с его горящими очами демонов и пророков, сидящих в окружении фиолетовых цветов и огромных, похожих на птеродактилей, стрекоз и бабочек...А можно иначе.
Источник Опубликовано в журнале: «НЛО» 2004, № 69.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.