Особый случай представляют собой н о с т а л ь г и ч е с к и е портреты. Без упоминания о них рассказ о советском культовом портрете был бы неполным.
Ностальгический портрет выражает тоску по утраченной культуре, являя тем самым драматическое обострение культурной памяти. Его заводят у себя и выставляют на обозрение (или хранят его в тайне от других людей, если изображенный на нем — persona non grata) вопреки современности, ее идеалам и модам, во славу минувших времен. Так, например, портреты Александра Блока и Андрея Белого, висящие над письменным столом в 1950 году, или портреты Сталина и Жукова в 1970 — ностальгические.
Еще в семидесятые годы, сначала в южных областях, а затем по всей стране появилась мода на ностальгические портреты Сталина, прикрепляемые шоферами к ветровому стеклу грузовика или автобуса. Сталин мог смотреть и на водителя, как ангел-хранитель, а мог быть демонстративно обращен вовне, в сторону пешеходов и других шоферов: дескать, знай наших. В девяностые годы мода на такого рода ностальгические портреты не только сохранилась, но и заметным образом усилилась, что вполне естественно для общества, в сравнительно короткий срок пережившего столько разочарований. Но кодовая система, которая обеспечивает функционирование культовых знаков, в постсоветскую-постмодернистскую эпоху изменилась самым коренным образом. В социокультурном локусе «кабина автомобиля» ныне имеется несколько мест для меняющихся, как калейдоскопе, дежурных идолов и на соответствующие культовые уже не портреты, а портретики: Иверской Богоматери, Сталина, Памелы Андерсон...
