Казбек. Больше, чем горы - [14]
Лошади к леднику ещё не добрались, пришлось ждать. Нам на руку, успеем переодеться и переобуться. Хотя некоторые в тяжёлых ботинках, рассчитанных на «кошки» и снег, так и пойдут по сыпухе, по камням и примут мучения немалые.
Речки, как и говорил Шота, вспухли. Грязный коричневый поток, бурля и пенясь, нёсся между огромными валунами и заливал пологие участки. Не удержалась на камне и провалилась по колено Резанова. Снова провалился Лёха — не везёт же парню! Остальные перебрались более-менее удачно.
Выбравшись из зоны альпийской пустыни, попали в облака. Близоруко расплывшись, шли почти на ощупь, даже голоса глохли, весь мир съёжился до пяти метров.
— Сейчас всё это, — Шота обвёл рукой густую пелену, — пойдёт обратно наверх. Прямо к Андрею.
Трудно будет Андрюхе.
Вообще, как-то всё трудно пошло с Казбеком. Но тут удивляться нечему, погода дерьмовая, вот и не поднялись. Хотя могут быть и другие мнения. «Не бывает плохой погоды, бывают хреновые альпинисты!» — говорит и повторяет президент «7 Вершин» Александр Абрамов. Но главное, всё обошлось. Обходилось.
— Слышишь, Резанова… Брошу я вас седьмого и поеду в Мцхету.
Книгу о святом Габриэли прочитать перед отъездом я не успел, но узнал: мощи хранятся недалеко от Тбилиси, в Мцхете, в монастыре Самтавро.
— Не поняла… Что значит «бросишь»? — Резанова запыхалась и запарилась, шла в моей пуховке, засунуть её уже некуда, все рюкзаки забиты до пределов.
— Есть у меня одно дело…
Резанова встала и повернулась ко мне.
— Да хочу к мощам мама Габриэли съездить… — пояснил я. — Мне всё кажется, должны мы ему. За грозу… В смысле наоборот! В смысле за то, что ничего не случилось…
Она вновь пошла молча, но теперь молчала сосредоточенно, показательно так, с укором. Обиделась? Обиделась.
— Резанова, дружище, не обижайся! — нагнал я. — Это вроде как моё дело. Я же его сам себе придумал. Не могу тащить тебя… Права не имею. Мало ли я…
— Не обиделась! — оборвала меня Галина. — И поеду с тобой! Его дело, ага… Мы тут все…
— Ладно… Со мной так со мной… О, смотри, — ловко сменил тему я, — опять рододендроны начались!
Начались не только рододендроны, из тумана выплыли велосипедисты, они на себе наверх тащили горные байки. Неужели потом по этой дороге, по этой тропе, поедут? Это ж самоубийство! Тут и ходить-то опасно. Мы все ноги уже изломали, особенно кто в горном снаряжении.
— It’s a danger! Don’t ride here! — предупредил их Шота, они ещё и англосаксы. Самоубийцы не послушались и таки съехали. Догнали и перегнали нас уже перед самой площадкой Самебы — у Троицкой церкви.
На той площадке, с которой сегодня совсем ничего не было видно, даже храма… Ой, да какой там храма! Мы и друг друга-то совсем не видели. Так вот, на той зелёной площадке нас уже ждали автомобили.
Сложились, упаковались, поехали…
— Страшно?! — старый грузин-водитель, остервенело крутя руль, повернул голову назад и уставился на Ольгу. Та съёжилась, вжалась… А грузин продолжал, отвернувшись от дороги, хладнокровно рулить: — Не бойся, дочка, я сам боюсь!
— Главное, на дорогу не смотреть, — нервно сострил я.
— Точно! Не смотреть! — теперь он пристально, в упор разглядывал меня.
Господи, как он рулит? Хотелось крикнуть: «Смотри, блин, на дорогу, блин!». Или на что там, блин… Хотя куда смотреть-то? Туман! Он, конечно, довёз нас.
Весь спуск занял пять часов. Туда восемь, обратно пять.
Здравствуй, родная комната, мы с тобой не виделись целых два дня и соскучились по тебе! По тебе, по твоим кроватям с чистым бельём… Но сначала в душ! Боже мой… как хорошо встать под тугой, горячий душ. Как хорошо-о-о-о-о!
— Резанова — бегом в душ! Я пока позвоню: Алло, дэвущка! Дэвущка… Это гу-ру-зынский билайн звонит… Билайн из Гурузии, ва! Харащё меня слышите? Софико, стой! Стой, любимая, не бросай трубку! Это я. Мы спустились…
Тбилиси
Привет, Тбилиси! Гамарджоба, Тбилисо! Я вернулся. Спустя тридцать восемь лет, ничего не помня, ничего не зная, совершенно случайно… Наша программа не предусматривала посещения Тбилиси. Но клуб «7 Вершин» предполагает, а погода лета 2017 года такое вытворяет, как ещё в Ереване не оказались!
За тридцать восемь лет чего только не произошло, чего только не случилось… И живём-то мы теперь в разных странах-государствах, и нет уже той воинской части, в которой служил брат, и самого брата уже четырнадцать лет нет в живых, а «грузинка» — племянница Саша — стала врачом и кандидатом медицинских наук, а тот самый мальчик, которого мы приехали встречать, теперь тридцативосьмилетний архитектор Слава Вайсберг. Почему Вайсберг? А кто их, архитекторов, поймёт? Это его личное, художника, дело. И сам я уже немолодой, лысоватый и бородатый дяденька… Да какой там дяденька! Дедушка! Настоящий дедушка! А был мальчишка.
Нас поселили в трёхзвездочном «Имерети» (я бы ему все четыре дал), и по случаю обеденного времени пошли искать, где бы перекусить. Но не все. Ольга с Алексом не поехали, остались в Степанцминда, захотелось им грузинской глубинки. Андрей на Горе делает вторую попытку, возможно к моменту нашего заселения уже сделал. Два Дмитрия в Тбилиси приехали, но оба остались отдыхать. Вчерашний вечер по случаю неудачного восхождения быстро перестал быть томным. Чача, вино, раздражённая неудачей соседняя группа, извечные классовые противоречия… Всё! Всё привело к ожидаемым последствиям, и теперь часть коллектива чувствовала себя «не совсем». А у некоторых это легло тяжкой печатью на лицо, справа…
