Казанова Великолепный - [19]

«Я принял самое прекрасное, благородное и естественное решение: жить так, чтобы больше не нуждаться в необходимом».

Иными словами: я беден, но обладаю даром, который использую по своему разумению, хотя мог бы, по примеру многих других, поступить куда подлее и разорить моих покровителей. Объяснение более изощренное: человечество верит и всегда будет верить в чудодейственный порошок, и самые опасные шарлатаны как раз те, кто уверяет, будто оно в силах освободиться от этого наркотика. Порошок меняет форму, чудодействие остается. Философ должен это понимать и принимать как данность. Кто сказал, что век Просвещения был оптимистическим? Только тот, кто не читал Вольтера или популяризирует Вольтера, фальсифицированного господином Оме[18].

Патриции непоследовательны? Мудры и при этом доверчивы? Ничего удивительного. И однако все (кроме Казы) будут удивляться этому противоестественному содружеству:

«Они — само небо, я — весь в мирском; они — люди строгих нравов, я — самый отчаянный распутник».

Словом, жизнь прекрасна.

Автопортрет художника и игрока:

«Достаточно богатый, наделенный от природы привлекательной внешностью, смелый игрок, транжира, острый на язык краснобай, не страдающий излишней скромностью, храбрец, любитель хорошеньких женщин, без труда устраняющий соперников, готовый водить компанию лишь с теми, кто меня забавляет, я не мог не вызывать ненависти».

Нелицеприятно.

«Играть меня заставляла жадность; я любил мотать, но не жалел только тех денег, которые принесла игра. Мне казалось, что деньги, которые я выиграл, ничего мне не стоили».

Проницательно, откровенно.

«Люди удивляются, что есть на свете предатели-ханжи, которые поручают себя покровительству своих святых, а потом благодарят их за то, что предательские планы удались. Удивляться нечему. Чувства этих ханжей похвальны, ведь они противостоят атеизму».

Дерзость, юмор.

Каза рассказывает нам, что старик Брагадин в молодости «совершал безумства из-за женщин, которые, в свою очередь, совершали их из-за него». Он также «много играл и проигрывал». Он «красив, учен, любит шутку и отличается редкой кротостью нрава». Лучшего отца для приемного сына двадцати одного года от роду и пожелать нельзя. Тем не менее в обыденной жизни рассуждениям этого отца-покровителя свойственна «странная смесь светской политики и лжеметафизики». Но не будем роптать; он любит своего Казу, все ему прощает, на многое закрывает глаза, платит карточные долги. А сын продолжает свои похождения, по-прежнему предпочитая юных дебютанток. И вот как раз одна из них, Кристина: ей помогают, ее просвещают, соблазняют, и наконец соблазнитель сам же выдает ее замуж. Каза очень любит такое полюбовное решение проблем. Все довольны, комедия продолжается.

Однако Джакомо перегибает палку (ему быстро все приедается). Так, например, желая кому-то отомстить, он отрубает руку мертвецу и вкладывает ее в объятия спящему врагу, который умирает от испуга. Случай щекотливый, начинается ропот. Разумнее на время куда-нибудь уехать.

Чтобы «следовать воле Божьей», лучше идти в обход, прибегать к разнообразным уловкам. Представляется случай устроить розыгрыш? Извольте! Здесь, например, продают псевдореликвию — ржавый кинжал, которым святой Петр якобы отрезал ухо одному из служителей первосвященника; достаточно сфабриковать для кинжала ножны в духе того времени, и подделка ни у кого не вызовет сомнений. А там крестьянин ищет сокровище, зарытое в его земле. Прекрасно, с помощью магических заклинаний мы ему это сокровище найдем, тем более что у крестьянина хорошенькая дочка и имя у нее прелестное — Жавотта. Заставим девушку искупаться под предлогом ритуального очищения. После чего разыграем целое представление: на земле очертим круг, начнем заклинание духов, абракадабра, буря, молния и т. п. (И тут в самом деле сверкает молния — это один из тех редких случаев, когда Казанова признается, что испугался.)

Но все это вздор, который не сравнится с любовью. И любовь тут как тут. Предмет ее, как можно было ожидать, оказывается французским (и даже провансальским). Неужели речь идет о мужчине? Как будто да. Да нет же, вас снова обвели вокруг пальца, перед вами «растрепанная, смеющаяся головка», умная женщина. К тому же красотка и вдобавок из прекрасной семьи. Что же она делает на дорогах, в одежде профессионального игрока и в компании немолодого офицера?

Казанова загорается; сам того не сознавая, он мечтает о ней, он «влюблен до безумия». Вы узнали Генриетту, реальный и загадочный образ, пленявший всех казановистов.

«Что за ночь! Что за женщина эта Генриетта, которую я так любил! Которая дала мне такое счастье!»

Здесь самоцензура. Стыдливость. Никаких физических уточнений. Каза поглощен, подчинен. Чародей сам подпал под чары. Девиз Sequere Deum нашел себе достойный отклик в Вергилиевом девизе Генриетты и ее семьи Fata viam invenient (судьба указывает путь).

Конечно, большую роль тут играла разница в их социальном положении, но главное, культура и ум Генриетты, аристократки, которая ненадолго стала искательницей приключений, но которой вскоре вновь предстояло обрести подобающий ей ранг и вернуться к правилам благопристойности. Когда они вдвоем останавливаются в Парме, Каза записывается под фамилией своей матери, Фарусси, обходясь без комментариев. У Генриетты нет другой одежды, кроме мужской; он покупает для нее роскошные женские наряды, он считает ее своей женой. Парма в это время ждет прибытия супруги инфанта, герцога Филиппа, Луизы-Елизаветы — это старшая дочь Людовика XV, французская принцесса крови. Город кишит французами, итальянцами. Пьянящая французская атмосфера.