Казанова - [127]

Не сумев, несмотря на покровительство де Берни и некоторых высокопоставленных особ, получить должность при папском дворе, он покинул Рим и отправился искать счастья во Флоренцию. В кошельке его лежало восемь сотен римских экю. Еще он мог рассчитывать на ежегодные шесть цехинов, завещанных ему умершим недавно сенатором Барбаро, и еще на шесть, выплачиваемых ему сенатором Дандоло, последним оставшимся в живых из неразлучной тройки друзей и единственным, кто искренне желал возвращения Казановы в Венецию и пытался ему в этом помочь. У Казановы, как всегда, было множество дорогих безделушек, к которым он питал слабость; продавая их в тяжелую минуту, он при первой же возможности вновь ими обзаводился. Сейчас у Казановы не было в них недостатка: часы, табакерки, перстни с камнями. Разумеется, нынешние побрякушки Соблазнителя не шли ни в какое сравнение с его былыми драгоценностями, но тем не менее он имел вид вполне состоятельной персоны, а неуемное честолюбие заставляло впечатление это поддерживать, тратить деньги не считая. Осознав сию истину, Авантюрист заставил себя поступить мудро, прибыв во Флоренцию в скромном платье и без роскоши. В таком виде, полагал он, когда придет нужда продавать мебель, он вряд ли привлечет лишнее внимание к своей особе. Подобные печальные мысли все чаще охватывали его. «Порок не является преступлением, — записывал он, — можно быть порочным, но не быть преступником. Всю свою жизнь я был порочен, но осмелюсь заявить, что с точки зрения порочности я нередко бывал добродетелен; воистину порок должно противопоставлять добродетели, однако же ни один порок не нарушает всеобщей гармонии. Я всегда удерживал свои пороки при себе, давая им волю только когда хотел соблазнить; однако соблазнение являет собой совершенно особый случай, ибо я соблазнял только будучи уверенным, что меня самого уже соблазнили. Записной соблазнитель отвратителен, ибо соблазняемого почитает врагом своим. А коли при этом он наделен всеми качествами, соблазнителю потребными, то его и вовсе следует почитать преступным, ибо он злоупотребляет ими, насаждая вокруг себя несчастных».

С этими невеселыми думами Казанова покинул Флоренцию и отправился в Болонью — быть может, там Фортуна пожелает ему улыбнуться. Снова напрасно. В это время в город прибыла его бывшая любовница Нина Бергонци. Она была беременна, гордилась своим положением до чрезвычайности, всюду являлась с огромным животом и требовала от кавалеров повышенного к себе внимания. Злые языки шептались, что она все еще продолжает принимать мужчин по ночам. Ребенок, по словам Нины, был от вице-короля Каталонии, и она хвасталась, что отец приедет к родам или сразу же после рождения младенца. Зная буйный нрав Нины и ее непостоянный характер, Казанова решил ей на глаза не попадаться. Хотя расстались они вполне трогательно и даже не без приключений, он решил не искушать судьбу. Вскоре Нина разрешилась от бремени, но мальчик родился мертвым. Куртизанка была в ярости и во всем обвиняла акушерку, которой даже пришлось скрыться от ее гнева. Осознав непоправимость случившегося, Нина уехала, а потом, как сообщила Казанове случайно встретившаяся ему ее сестра, через два года умерла в бедности.

В Болонье Авантюрист получил письмо от Дандоло, последнего оставшегося у него покровителя, и его молодого друга, патриция Пьетро Дзагури. Они предлагали ему перебраться в Триест, поближе к Венеции. Несколько общих друзей заняли важные посты в управлении Республикой, и с их помощью Дандоло и Дзагури надеялись получить прощение для Казановы. Признав мысль справедливой, Казанова перебрался в Триест. Дорога была дальняя, переход по морю изрядно утомил его, и несколько дней после прибытия Казанова восстанавливал силы, гуляя по городу, а по вечерам посещая театры. На одном из спектаклей он увидел Ирэн, дочь графа Ринальди, ту самую, которая некогда в Марселе позволила ему купить ее девственность, чтобы заработать денег для. семьи. Сейчас она была замужем и имела очаровательную семилетнюю дочь. На сцену она вышла вслед за мужем-актером и была принята в труппу. У них был свой дом, где по вечерам собиралось небольшое общество и играли «по маленькой». Она пригласила и Казанову.

Сидя вечером за карточным столом и наблюдая, как Ирэн держит банк, он вспомнил о ее былом везении, некогда поразившем его. Теперь, приглядевшись, он увидел, как она виртуознейшим образом передергивает. Проиграв несколько монет и обидевшись, что его не предупредили, он ушел раньше времени, а на следующий день рассказал обо всем своей бывшей любовнице. Мило улыбнувшись, она ответила, что заранее забыла поговорить с ним об этом, а потом при всех — не могла, ибо азартные игры здесь запрещены. Ирэн чистосердечно предложила вернуть ему проигрыш. Казанова деньги не взял, однако ходить к ней зарекся. Скоро она вместе с труппой уехала из города.

Вскоре Казанова получил письмо от Дандоло: тот рекомендовал его местному начальнику полиции, барону Питтони, к которому Авантюрист и отправился с визитом. Постепенно завязывались знакомства, появились связи. Дзагури, оказавшийся в городе проездом, поведал Казанове, что через год он, видимо, получит долгожданное разрешение вернуться на родину. Услышав эту весть, венецианец чуть не расплакался. За время, проведенное в Триесте, он разительно изменился. Жил он теперь на пятнадцать цехинов в месяц, во всем соблюдал строжайшую экономию, граничащую со скаредностью, не играл и не ухаживал за женщинами. Иногда, правда, взор его загорался при виде хорошенькой юной мордашки, однако внутренний голос начинал стыдить его, и он отводил взгляд. Время стало медленным и тягучим, а сам он чувствовал себя неприметной песчинкой в бескрайней пустыне, медленно движущейся к оазису среди нескончаемых песчаных барханов, отчего ей кажется, что она стоит на месте. Однако в глубине души подобное положение его устраивало: он отдыхал.