Казань - [17]
После свеклы, в дело идет примус и керосиновая лампа. Я лично показываю, как все работает. Купцы ахают, вертят в руках изделия.
– Это же можно и в Европу торговать – первым соображает Сахаров – Таковых диковин и у них нет!
Народ поддерживает негоцианта бурными возгласами.
– Ставьте сразу шесть заводов – решаюсь я – Три на лампы, три на печки. Еще треба земляное масло черпать из земли и перегонять в керосин. Иоган Гюльденштедт вас подучит. Кто похочет – войду казной царской в дело.
От желающих отбоя не было – составили аж восемь рядных грамот. Под это дело я легко договорился о значительных закупках зерна, причем купцы согласились дать мне товарный кредит – взять оплату казначейские векселя. Не то, чтобы у меня не было золота и серебра. Как раз драгоценных металлов в подвале губернаторского дома скопилось огромная сумма – на триста с лишним тысяч рублей. Но я хотел сразу начать приучать торговых людей к бумажным деньгам и активам. Екатерина уже выпустила ассигнации, которые котируются как 1 серебряный рубль к 2.5 бумажному, но большого хождения новинка в обществе пока не имеет.
Кроме того, я планировал сильно облегчить переход в торговое сословие – значительно опустить гильдейские взносы, а также разрешить в жилых домах открывать лавки. Крестьянство уже становится верной опорой трону. Но кроме сельских жителей, мне нужно было завоевать сердца горожан. А для этого их нужно превратить в буржуазию. Другого пути прогресс не знает.
Глава 4
В конце декабря в Бургас с севера пришла волна холода. Лед сковал крепкой броней реки, озера и болота. Выпал и толстым слоем залег снег. Установился санный путь. В город каждый день стали приходить бог весть и какими путями пробиравшиеся беглецы, согнанные с насиженных мест войной. Сюда, в этот богатый край, живущий сонной жизнью, измученных людей тянула и надежда найти спасение от бешеного разгула башибузуков. Слухи о том, что здесь квартируются передовые части русской армии – шли по всей округе.
До прихода корпуса Потемкина Бургас был небольшим городишкой с тремя тысячами обитателей. Разместить все полки в убогих хатах и домах не было возможности. Рядом с городом вырос военный лагерь из шалашей и землянок. Суворов сначала обитал в своей походной палатке, но когда ударили морозы, ему пришлось занять довольно обширный дом какого-то местного богача. В этом здании разместился и штаб корпуса. Суворов довольствовался просторной, но убранной с обычной для него простотой горницей, окна которой выходили в заснеженный сад. С ним неотлучно находился Прошка, исполнявший обязанности денщика, повара и камердинера.
С тех пор, как Александр Васильевич возглавил передовые части, в скромный кабинет генерала в утренние часы часто шли просители, среди которых было немало женщин. Поэтому Суворов ничуть не удивился, когда как-то утром толокшийся в сенцах Прошка вошел в кабинет и ворчливо заявил:
– Там какая-то мадама пришла. Должно из армян-меликов. Поди, на бедность клянчить станет. Так вы уж того… У самих, почитай, ничего нету – всю округу обобрали.
– Не учи, не учи! Сам знаю! Ну, зови! Да только предупреди, что, мол, генерал очень занят! – отозвался, поморщившись, Суворов, который вообще побаивался женщин за их обычную бестолковость и склонность пустословить.
Ворча под нос, что «и меня учить тоже нечего! Я свое дело справляю!», Прошка вышел в сенцы и буркнул:
– Идите, что ли!
Вошла чернявая женщина средних лет и небольшого роста, казавшаяся толстой вследствие обилия теплой одежды. Желая избавиться от просительницы как можно скорее, Суворов не предложил ей сесть, и стоя у письменного стола, заваленного бумагами, лишь искоса взглянул на пришедшую и довольно сухо осведомился, что ей угодно.
Женщина, словно не слыша его вопроса, принялась разматывать покрасневшими от холода руками теплый пуховый платок, скрывавший ее лицо почти целиком. Под платком оказалась сильно потертая круглая меховая шапочка. Женщина сняла и ее. У нее было полное лицо, еще сохранившее многое от былой красоты, высокий лоб, прямой нос с горбинкой, тонко очерченные губы, красивые брови, полная, чуть рыхлая шея и высокая грудь.
Суворова привела в досаду эта нелепая бабья возня с раздеванием. Зачем все это? Что она, в гости, что ли? По делу!
– Что вам угодно, сударыня?
– Я Гюли. Дочь отца Симеона, настоятеля константинопольского собора Пресвятой Богородицы.
– Слушаю вас.
– Ваше превосходительство! Русские войска остановились всего в шести днях от Константинополя. Христианское население города молит вас о защите. Янычары свирепствуют, в кварталах армян, греков волнения.
– Сударыня – Суворов подошел ближе, принялся внимательно вглядываться в лицо посетительницы – В полках некомплект, солдаты истощены. Шумла и Варна дорого нам далось. Взятие Константинополя – это безумие. Осадная артиллерия под Силистрией, пороха и ядер в недостатке…
– Мне поручено вам передать послание от лица патриарха. Отвернитесь, пожалуйста, генерал.
Гюли приподняла платье, вытащила письмо, привязанное со внутренней стороны бедра.
– Вы очень рисковали, сударыня – Суворов повернулся обратно, взял бумагу, начал читать – Хм… ваши сторонники готовы поднять восстание и ночью открыть южные ворота?
Наверное, “скорая” - это судьба. Когда появляется шанс прожить жизнь еще раз, перед старым врачом почему-то опять появляется дверь с цифрами “03”. И сюрпризы со всех сторон, чтобы не соскучился. Влезть в чужую шкуру не всегда получается легко. А время не ждет.
Он свою войну прошел. От и до. Начал в сорок первом, закончил в сорок пятом в Берлине. Но судьба дает ему второй шанс. Зачем? За ответ придется заплатить кровью. И своей, и чужой.
Второй шанс пожилого учителя истории. Его Родину уничтожили, его народ вымирает. Пути назад нет, надо спасать страну. Пленка с планами заговора, попавшая в руки комсомольца Русина, заставляет его ступить на тропу войны. Вопрос «на чьей он стороне» не актуален – ему точно не по пути с людьми, готовыми убить Хрущева ради собственных амбиций. Но готов ли сам Русин пролить кровь заговорщиков ради спасения страны?
Казалось бы, задача выполнена, можно и возвращаться. Но дорога домой может оказаться очень долгой.
Ты попал в прошлое и работаешь в скорой. Приезжаешь на помощь людям, спасаешь жизни. Но кто придет на помощь тебе, когда ты попал в беду?
Я ехал в Московском метро когда все случилось. Завыли сирены и поезд встал, будто наступил апокалипсис. Поток людей унес меня в черный тоннель. Но выбрался я один и очутился… Это что за тропическая многоножка?! И какого хрена меня долбанули прикладом и связали? Кто они мать такие? Вооруженные головорезы в допотопной зеленой форме пехоты США. А это что? Джунгли?..
В данной работе показывается, что библейская книга Даниила, а говоря более острожно, её пророчества, являются лжепророчествами, подлогом, сделанным с целью мобилизовать иудеев на борьбу с гонителем иудейсва II в. до н.э. — царём государства Селевкидов Антиохом IV Эпифаном и проводимой им политики насильстенной эллинизации. В качесте организаторов подлога автор указывает вождей восставших иудеев — братьев Маккавеев и их отца Маттафию, которому, скорее всего, может принадлежать лишь замысел подлога. Непророческие части ниги Даниила, согласно автору, могут быть пересказом назидательных историй про некоего (может быть, вымышленного) иудея Даниила, уже известных иудеям до появления книги Даниила; при этом сам иудей Даниил, скорее всего, является «литературным клоном» древнего ближневосточного языческого мудреца Даниила. В книге дано подробное истолкование всех пяти «апокалиптических» пророчеств Даниила, разобраны также иудейское и христианское толкования пророчества Даниила о семидесяти седминах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это просто воспоминания белой офисной ни разу не героической мыши, совершенно неожиданно для себя попавшей на войну. Форма психотерапии посттравматического синдрома, наверное. Здесь будет очень мало огня, крови и грязи - не потому что их было мало на самом деле, а потому что я не хочу о них помнить. Я хочу помнить, что мы были живыми, что мы смеялись, хулиганили, смотрели на звезды, нарушали все возможные уставы, купались в теплых реках и гладили котов... Когда-нибудь, да уже сейчас, из нас попытаются сделать героических героев с квадратными кирпичными героическими челюстями.
═══════ Не всегда желание остаться в тени воспринимается окружающими с должным понимаем. И особенно если эти окружающие - личности в высшей степени подозрительные. Ведь чего хорошего может быть в людях, предпочитающих жить посреди пустыни, обладающих при этом способностью биться током и управлять солнечным светом? Понять их сложно, особенно если ты - семнадцатилетняя Роза Филлипс, живущая во Франции и мечтающая лишь об одном: о спокойной жизни.
Не всегда желание остаться в тени воспринимается окружающими с должным понимаем. И особенно если эти окружающие - личности в высшей степени подозрительные. Ведь чего хорошего может быть в людях, предпочитающих жить посреди пустыни, обладающих при этом способностью биться током и управлять солнечным светом? Понять их сложно, особенно если ты - семнадцатилетняя Роза Филлипс, живущая во Франции и мечтающая лишь об одном: о спокойной жизни.
Взят Оренбург, пала Казань, дотла сожжен нижегородский Кремль… Кровав и беспощаден жизненный путь Емельяна Пугачева. Этой стезей идет вместе с Пугачевым вся крестьянская Россия. А заодно и его далекий потомок, попавший совершенно не случайно в тело своего великого предка.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом. Другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным императором Петром III. Именно в этого неоднозначного человека, в самый разгар крупнейшего крестьянского восстания, попадает наш современник – далекий потомок Емельяна Пугачева.