Казак Дикун - [2]

Четырьмя основными потоками выплеснулись казачьи волны к древнему поселению на Таманском полуострове — Фанагории, и в самый крутой изгиб бешено мчащей свои воды реки Кубани — к Карасунскому Куту, где полтора десятка лет назад полководец Александр Суворов основал военный пост Ореховатый. С той поры турки до их поражения в последней войне вновь владели этой землей, изрядно она запустела.

Вокруг простирались необозримые заросли трав, а в прибрежных топях степных рек и озер, в лиманах Причерноморья и Приазовья сплошной стеной под ветром качались камышовые джунгли с мириадами малярийных комаров и иного гнуса, нещадно донимавших все живое. И все же южные кубанские черноземы неодолимо притягивали к себе людей, как магнит. Весна, лето и осень соткали здесь будто нескончаемый радужный праздник жаркого солнца, нередких и обильных дождей, щедрых урожаев хлеба, винограда, огородной и садовой всякой всячины. Влекло сюда обилие водоемов и рыбы в них, раздолье для охоты на диких животных и птицу. А зима — будто сон на рассвете: пришла и тут же ушла, нет ее, как правило, мягкая, короткая, лишь в отдельные годы дающая знать о себе по — настоящему.

Тот благодатный уголок природы россияне знали давно — почитай восемь веков, со времен основанного ими Тмутараканского княжества, собрата Киевской Руси. Захирело, забылось былое, да не совсем. В пору царствования Петра I не здесь, так рядом — по низовьям Дона да по Каспию до Дербента — прошлись с победами русские войска. Попозднее — пролегла их Кавказская оборонительная линия у Моздока и Ставрополя до крепости Суворовской, что звалась затем крепостью Усть — Лабинской. Возвышалась она на безлесном, головокружительном крутоя- рье, нависшем над рекой. По ее бокам, вправо и влево, маячили сторожевые вышки с постоянными наблюдателями. Отсюда, как на ладони, представала взгляду многоверстная низменная равнина с поселениями и кочевьями черкесов и ногаев, подданных турецкого султана.

Теперь от этой крепости до впадения Кубани в Черное море образовывалась новая кордонная линия, тут шла граница, закрепленная Ясским договором с Турцией. И обживать ее, и охранять поручалось выходцам из Запорожской Сечи, временно обитавшим на последней своей территории — в наспех заселенных казаками Слободзее да Алешках, Солонихе да Гниле, Терновке да Песчанке, Чич- калее да Карагаше, а всего — в 24 пунктах проживания, отведенных князем Потемкиным без санкции государыни и сената. «Светлейший» не страдал избытком альтруизма, он скорее был расчетливым прагматиком. Пока шла последняя война с турками, он не раз удостоверился в надежности, преданности и доблести запорожских казаков, поступивших к нему на службу. Очаков, Измаил, Хаджибей и длинный ряд других с бою взятых городов и крепостей у турок — то заслуга не только русской армии, но и лучшей части запорожского казачества, оставшегося верным единой родине — России. Оттого Потемкин приблизил к себе его лихих предводителей — Сидора Белого, Захария Чепе- гу, Антона Головатого, десятки других полковников и есаулов.

И хотя уже ушел из жизни, по выражению поэта, «странный Потемкин», но его воспылавшая приязнь к казакам сохранилась, перешла на влиятельных сановников и самою императрицу Екатерину II. Их храбрость, мужество и находчивость в минувшей кампании против турок отмечал в реляциях Суворов, его боевые награды удальцам приходили на Кубань даже тогда, когда сам он находился в далеком италийском походе, преодолевая со своими чудо — богатырями заснеженные и неприступные Альпы.

Не простым и скорым оказался вывод черноморских казаков в пределы Кубани. Выселенные из Запорожской Сечи в Приднестровье и Прибужье, они тут же попали в поле зрения царских помещиков, стремившихся умножить число своих крепостных, побыстрее обосноваться в новых имениях. Множество предлогов придумывалось ими, чтобы задержать у себя даровую рабочую силу.

С тем большей настойчивостью войсковое правительство принялось за осуществление проекта переселения казаков на Тамань и Кубань. Казацкая масса оказывала на него все возрастающее воздействие. Когда же ранней весной 1792 года в Санкт — Петербург отправилась делегация ходоков во главе с войсковым судьей Антоном Головатым — людей охватило всеобщее нетерпение.

— Хоть бы поскорее матушка — царица вняла нашим просьбам о переселении, — ходила молва по паланкам.

Но шло время, а Головатый с доверенными лицами продолжал пребывать в отлучке, от него пока не поступало желаемых сообщений. Не в пример санкт — петербургской делегации слободзейцев утешала, даже вдохновляла и подзадоривала команда казаков, отправленная той же весной по другому маршруту — на Кубань и Тамань для обследования новых земель, еще при князе Потемкине определенных к поселению Черноморского казачьего войска. Команду повел зять Головатого войсковой есаул Семен Гулик. У того дела двигались веселее. Гулик проехал по всей пограничной линии будущих черноморских владений и остался весьма доволен осмотром местности. О том он и слал, не ленясь, обстоятельные депеши кошевому батьке Чепеге и судье Антону Головатому. А уж из войсковой канцелярии добрые вести растекались по всей слободзейской округе.