Казацкие были дедушки Григория Мироныча - [2]
— Дедушка, расскажите что-нибудь, — пристаем мы к Григорию Мироновичу.
— Что же вам рассказать, голубятки?..
— Про запорожцев, — отвечаем мы хором.
— Пусть будет по-вашему…
Воцаряется тишина. Если ветер в эту минуту метнет сухим снегом в окошко, мы вздрагиваем и стараемся разместиться так на диване, чтобы ноги никоим образом не касалась пола.
— Я сам не знавал запорожцев, — это дело давнее и не за мою память было, но отец мой, — пусть ему земля будет пером — прожил без малого, сотню лет и знавал таких людей, которые с молодцами-запорожцами дело имели. Запорожцы жили в низовьях Днепра, за порогами, оттуда и прозванье их пошло. Край этот прежде называли Диким полем, и, действительно, это была дикая земля. Куда не кинешь взгляд, всюду расстилаются необъятные степи; кругом на сотни верст нет человеческого жилья. Степь — то же море, и только запорожский казак удалец да юркий татарин чувствовали в ней себя, как дома… Дорогу держали по солнцу, по звездам, по одиноким могилам, разбросанным по пути. Гнездо степных орлов-запорожцев устроено было на одном из днепровских островов и называлось Сечью. Здесь стояла их церковь, здесь хранилась казна и оружие, здесь они жили в своих куренях, отсюда они выступали в поход и, как грозная туча, налетали на врага…
Промышляла Сечь рыбной ловлей, охотой, а больше всего войной… То были времена тяжелые, всюду слышался шум оружия, грохот выстрелов, и если изредка и наступало затишье, то ненадолго. На земле царствовала не правда, а сила. Татары жгли и грабили беззащитные села, уводили тысячи людей в неволю, разоряли города и предавали пламени хлебоносные нивы. Панство угнетало крестьян и обращалось с ними хуже, чем с бессловесными животными. Бедный человек не был уверен в завтрашнем дне: если его не обидел сегодня пан, то завтра мог налететь татарский наезд… Что для него было лучше, что хуже — трудно решить. Забитые люди покорно сносили свою недолю и не смели роптать. Но среди них были горячие головы. Им казалось, что правда есть на земле, только сильные не дают ей ходу. Вот они и решили защищать правду. И для этого они оставили насиженные хаты, оставили родные места и близких людей и ушли в зелёную степь, гуда, где воля, побратавшись с ветром, что гуляет на просторе. Всякого, гонимого судьбой, обездоленного беглеца Запорожская Сечь принимала как сына. Вот почему казаки называли ее своей матерью. Пришельца не спрашивали, кто он, откуда, что его заставило бежать за пороги. Называйся, как хочешь, как знаешь, но будь только веры православной и честно служи товариществу… Много воды утекло в синее море, многое переменилось в свете… И свет стал не тот, и люди не те, что прежде, многое умерло, схоронено и. позабыто… Но слава казацкая живет и поныне! Кто придет на берег старого Днепра, кто услышит рев и шум грозных порогов, тот не может не вспомнить молодцов-запорожцев и их лихих атаманов…
Дед опустил свою седую голову и умолк.
— Дедушка, а дальше что? — раздались нетерпеливые голоса.
— Не дергайте меня, как коня, — добродушно проворчал старик.
— Знаю, что у вас ушки на макушке… А мне нужно все припомнить, смекнуть, как и что, да тогда уж вам готовенькое выкладывать.
И дед снова продолжал свой рассказ.
«Рай Божий на земле» — так запорожцы говорили о своем крае. И точно, это был рай… Такого приволья теперь нигде не отыщешь, рассказывали старики наши. Теперь, если сказать, как оно когда-то было, так и не поверят… Тогда всякие цветы цвели, тогда высокие травы росли. Ковыль была такая высокая, как моя палка: как глянешь, так точно рожь стоит, а камыш рос, как лес: издалека так и белеет, так и лоснится на солнце. Войдешь в траву — только небо да земля и видны. В этаких травах дети терялись, бывало. Вот она поднимется вверх, вырастет, да снова и падает на землю, да так и лежит, как волна морская, а поверх неё уже и другая растет; как подожжешь ее огнем, так она недели три, а то и четыре горит. Пойдешь косит, — косою травы не отвернешь; погонишь пасти лошадей, — за травой и не увидишь их; загонишь корову в траву, — только рога видны… Выпадет ли снег, настанет ли зима — хоть какой будет снег, а травы надолго не закроет. А что уж среди той травы да разных ягод, то и говорить нечего… А пчелы, а меду! Сколько хочешь, столько и бери… Сады, когда цветут, как будто сукном покрываются. Груш как по нападает с веток, так хоть граблями собирай. Лежат на солнце, пока не испекутся. А почему это так было? Земля свежее была: никто её не изнурял так, как теперь, снега лежали большие и воду пускали великую, оттого и дерево росло хорошо… А зверей и птиц!.. Волки, лисицы, барсуки, дикие свиньи… Журавлей — видимо-невидимо! Как поднимется птица с земли, — словно застелет небо, а как сядет на деревья, — веток не видно… Теперь нет и той рыбы, что была когда-то. Такая рыба, что теперь ловят, и за рыбу не считалась. Тогда все чичуги, пистрюги да осетры за все отвечали… Да, все тогда не так было! Тогда и зимы у нас были теплее, нежели теперь… Куда все это подевалось? Истинно рай Божий! Казалось бы, живи, да Господа благодари, а на деле-то оно иначе выходило.
