Казачья доля: воля-неволя - [71]

– Отец… Мы совсем его забросили, – проговорил Семен. – Если на то пошло, не так уж он перед своими детьми и провинился, но все трое будто сговорились забыть о том, что он живет неподалеку.

Эта мысль его все время мучила. Кстати, прежде, наверное, он, как и Люба, жил бы, не думая о том, как отцу плохо одному. Он – человек взрослый, и не дело детям указывать, как ему жить.

Каторга не то, чтобы сломила его, но, помяв и потерев, подержав в крепком растворе соли, сделала мягче. Или чувствительнее. По крайней мере, к близким родственникам. И он, не выдержав, сказал:

– Если ты говоришь, что твой дом, это и мой тоже…

– Твой-твой, – подтвердила Люба.

– Я хочу привезти сюда нашего отца… в гости. Ты же ни разу не приглашала его к себе?

– Ни разу, – криво усмехнулась сестра. – У нас ведь не принято мужу ходить в гости без жены?

– Не принято.

– Вот я и не пригласила. Потому что с самого начала знала, ноги ее в моем доме… в нашем доме не будет!

Она помолчала и нехотя призналась.

– Если хочешь знать, я даже завещание написала…

– Ты… завещание? У тебя… какая-то болезнь? Ты плохо себя чувствуешь…

Семен всерьез забеспокоился. Не дай Бог, Люба как и мама вдруг заболеет и умрет!

– Да не суетись, ничего у меня, слава Богу, не болит. Но мало ли что может случиться. Вон в прошлую зиму Ксюша Чумак, на год моложе меня, под лед провалилась. Вроде, и вытащили ее, и откачали, а никто вылечить так и не смог. Даже Ёсич. Какая-то скоротечная чахотка… Вот я и подумала: все мы под Богом ходим. Умру я, Матрена отца уморит, а потом у вас с Гришкой мой дом и отсудит!

– Любашка! – от удивления едва пришел в себя Семен. – Что ты такое говоришь!

– Я в наш дом всю душу вложила. Вон, спроси у Леонида, с какими трудностями мы сюда ванну везли, во сколько мне это обошлось! Да что там, ванна, а трубы, а изразцы – тут каждый камень моими слезами полит, и все этой змее отдавать?!

Семена удивила ее горячность: вот ведь как досадила сестре мачеха! Но мысль об отце не отступила.

– Давай, я за отцом на телеге заеду… ну, вроде, как хочу свои земли посмотреть.

– Кстати, о твоих землях, – оживилась Люба. – Хорошо, что ты об этом заговорил. Твои земли тоже надо забрать. Они до сих пор в руках отца, мне их не отдали, вот и забери. Вроде, их тоже иногородним сдают, но пусть пользуется этим кто угодно, только не Матрена.

Такая злость звенела в голосе Любы, что Семен подумал, надо бы в этом разобраться. Он прежде не задумывался, чего сестра так ненавидит мачеху? Ведь жила она с Матреной вместе совсем недолго. Спросить у Любы – вряд ли ответит. Надо с Гришкой поговорить.

Гриша работал по хозяйству наравне со взрослыми. Он слушал Любу так же, как и мать, не пытаясь оспорить ее право, всем распоряжаться.

Но стоило работе закончиться, или дела переносили на завтра, как братец тут же исчезал со двора. Только его и видели!

– Куда он все время убегает? – удивился как-то Семен. Надо же, сестра баловала младшенького так же, как в далеком детстве баловала мать его самого.

– В городок, куда же еще, – снисходительно отозвалась Люба. – Зазноба у него там.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– А как я должна говорить? – глаза Любы холодно блеснули. – Вслед за остальными казаками повторять, что нам негоже с иногородними водиться? Или они не такие же люди, как мы?

– Они – не такие!

Семен тоже мог подпускать в свои слова холодка.

– И чем же они от нас отличаются?

– Тем, что казаки обязаны отчизне служить. Это Богом установленное предназначение. Все, как один.

– Выходит, казак – это вроде как царский раб?

Семена такая ярость охватила, что он чуть не ударил Любу, чего прежде и в мыслях не хотел делать.

– Раб? Ты сказала, раб?!

Но Люба встретила его взгляд, не дрогнув.

– Признайся, что ты просто никогда об этом не задумывался.

– Это тебе твой Леонид такие мысли в голову вбил?

– Не смей говорить, будто я самостоятельно ничего не могу сообразить!.. Ты – такой же, как и все наши, которые не позволяют себе рассуждать. Так надо! Так положено! Не нами это придумано! То есть, заранее уверены в том, что все, кто жил до нас, заведомо были умнее и их слова и деяния ни в коем случае нельзя подвергать сомнению!

Она будто кого-то передразнила.

– Хаты строить только из самана, казаку любить только казачек! У тебя своей головы, значит, нет? И своего сердца тоже… Но нет, это мне ты в таком праве отказываешь. А на самом деле вся твоя жизнь – не что иное, как попытка жить не так, как другие.

– Ну, и к чему это привело? – пробурчал успокоившийся Семен. – Чего я добился? Живу в доме у сестры. Семьи нет. Детей нет. Своего дела нет…

– Но ведь ты не сомневаешься в том, что все это будет?

Семен пожал плечами.

– Не сомневаешься! – торжествующе проговорила Люба. – И правильно, не сомневайся. Но и мне не мешай жить так, как я хочу!.. И Гришке тоже. Он думает, сестра не знает, чего малой в городок бегает. Такая, видно, у нас Гречко кровь. Не иначе, от нашей гречанки-мамы. Потому, что отец – чистый казак. И как он живет? Врагу своему не пожелаю!

Ее горячность напомнила Семену о намерении посетить отца.

Казалось бы, всего неделя прошла с тех пор, как он встречался с отцом, но по виду родителя можно было бы сказать, что прошло года два. Или больше.