Казачьи сказки - [8]

Вот раз он говорит ей.

– Пойду на заработки, нету мочи мне так жить.

Катерина его упрашивает, мол, не ходи, пропаду я без тебя. Руки-ноги целы – хватит нам достатку. Заупрямился Ларька, набычился.

– Пойду, – говорит, – на Волгу к бурлакам. Толкуют, что они большие деньги загребают. Хочу по-людски пожить, в довольстве.

– Да там люди хуже скота живот свой надрывают.

– Ничего. Выдюжу. Силенка какая-никакая имеется.

Просит Катерина.

– Отступись. Хозяева обещались за меня большую кладку дать. Хватит нам совместную жизнь начать. А дальше – видать будет.

На своем стоит Ларька.

– Вона, – говорит, хозяйский сын к тебе клинья подбивает. Думаешь, я не знаю. Не стерплю я этого, порешу его.

Плачет Катерина.

– Окстись, разве не ты для меня свет в окошке. Или я причинность тебе какую дала.

Не уговорила она-таки Ларьку. Сделал он по-своему. Пошел на Волгу в бурлаки наниматься.

Добрался до села, где артели собирались. А там миру! Тьма! Мужики здоровущие, не Ларьке чета. Вербовщики народ приглядывали и в артели гуртовали. Увидали Ларьку, на смех подняли. Где это видано, чтобы казак пришел в бурлаки наниматься? В лесу сдохло. Росту небольшого, по бурлацкому делу, видать, совсем негодящий. Терпит Ларька, своего недовольства не показывает, кулаки тока затомилися да затяжелели. Однако ж все одно – не берет его никто в артель.

Бурлаки, что с хозяевами сладились, магарыч пропивают. Между артелями состязания устроили. Борются да на кулачки выходят. Вот один бурлак, всех в борьбе победил, увидал Ларьку, схватил его под силки да как бросит наземь. У того гул в голове пошел.

– Что, – кричит бурлак, – слабоват казачок.

Смеются вокруг: куды ему с бурлаками тягаться.

Поднялся казак с земли, себя превозмог.

– Не пикайте пикульками, – говорит.

Гонористый казачок-то оказался. Ничего не скажешь. Закипело у Ларьки нутро. Чирик вперед выставил.

– Може в борьбе я тебе и уступлю, – говорит. – А вот на кулаках не хотишь ли свою силу спробовать?

– Счас я тебе вздую, – говорит бурлак.

– Не своими ли боками.

– У тебя хвост короток со мной управиться.

– Да ноготок востер обуздать. Заколотырились они, заспорили до одури. Раззадорили они друг дружку.

Смеются вокруг, бойцов подначивают.

– Ой да, казак! Вот уморил!

– Чига егупетская!

– Это тебе не шашкой махать, не с винта стрелять, тут сила нужна, выучка.

– А сила солому ломит.

Пошел бурлак на казака, словно гора на малую мышь двинулась, замахал руками, словно мельница крыльями. Отступил Ларька раз да два, потом как пустил все силы на кулак, точно супротивнику в лоб припечатал. Остановился бурлак, закачался и свалился, как сноп. Аж земля под ногами дрогнула, закачалася.

Плюнул казак.

– Пшено, оно и есть пшено.

Тихо кругом стало. Понурились бурлаки. Не удалось веселье. Начали потихоньку расходиться. Подходит к Ларьке купец.

– Ай, да удалец, – говорит, – с одного раза уложил. Беру тебя к себе. Будешь воров да разбойников ружьишком отбивать, мое добро стеречь.

Дал согласие казак: дело вроде знакомое, пустяшное. Получил задаток и пошел на судно.

Плывет судно по Волге, тащут его бурлаки. А Ларька сидит себе с ружьишком в конторке, хозяйскую казну охраняет. Работа не пыльная, однако ж, что-то маятно ему сидеть. Видит он, как бурлаки хребет гнут, животы надрывают. Тяжкая эта работа – до ломоты в суставах и куриной слепоты в глазах.

Вот один бурлак Ларьке как-то и говорит:

– Мы на тя не сердимся, парень ты неплохой, но зря на хозяйскую руку тянешь.

За живое поддел бурлак казака. Плюнул Ларька, бросил ружье, подошел к купцу.

– По мне, – говорит, – лучше лямку тянуть.

Рассердился купец.

– Ты что это, разинская порода, закочевряжился.

– Знай край да не падай, – отвечает Ларька, – казачью честь не обзывай.

Глянул купец на Ларьку: лучше с ним не связываться – себе дороже выйдет.

– Воля твоя, – говорит и ухмыльнулся.

Так попал казак в бурлаки. Тянет лямку Ларька. Кровь к глазам прилила, стукатит в висках. Ноги ли в песке вязнут, или кровянятся об острые камни. Слышит только, как кричит шишка:

– Шире бери, ребята!

Остановились бурлаки на ночлег. А перед тем дождь прошел. Промок Ларька до костей. От холода у него зуб на зуб не попадает. Силится в рогожный куль залезть, а не может. Озноб его пронял. Так и остался лежать на песке.

На рассвете будят Ларьку товарищи, добудиться не могут. Хворь, видно, крепко его взяла, в беспамятстве лежит. Хотели его на судно определить, да хозяин заартачился.

– Може, – говорит, – он тифозный, оставьте где есть.

Поворчали бурлаки, погодите, мол, толстомордые, скоро мы вас всех через колесо протащим, а ничего не поделаешь. Простились с Ларькой, завернули его в рогожку и оставили на берегу.

Ночью Ларька в память пришел, ни рукою, ни ногою шевельнуть не может. Лунная дорожка по воде стелется. А по той дорожке к нему лебедь плывет. На берегу лебедь обернулся в девицу. И начала она за Ларькой ухаживать. Целую ночь над ним колготилася.

Забылся казак, очнулся, солнце уже высоко в зените. Поднялся Ларька, в теле живость почувствовал. Водицы волжской испил. Ах, ты, Волга-мать, река неласковая, укачала-уработала Ларьку. Возвертаться домой нельзя с пустыми-то руками. О лебеди-девице думать позабыл. В бреду чего не привидится. И побрел Ларька по берегу куда кривая выведет.