Кавказская война. Том 5. Время Паскевича, или Бунт Чечни - [136]
В настоящее время восхождение на Кавказские горы не только с научной целью, но даже для удовольствия альпийской прогулки, полной приключений, происходит часто и производится не только русскими путешественниками, но и разными иностранными учеными, посещающими Кавказ во время летнего перерыва их кабинетных занятий. Но во времена Эмануэля, когда прогулки вне стен укреплений происходили только на местности, огражденной казачьими пикетами, подобное восхождение на Эльбрус могло быть совершено только в виде военной экспедиции. К началу июля в Константиногорске собран был отряд из шестисот человек пехоты, четырех сотен казаков и двух орудий, под начальством подполковника Ушакова, занимавшего в то время должность нальчикского коменданта; из караногайских степей пригнали верблюдов для поднятия тяжестей, и небольшой отряд, сопровождавший ученую экспедицию, выступил девятого июля утром по пути к Бургустану. В свите Эмануэля недоставало только одного де Бесса, который приехал спустя несколько дней, когда войска стояли на урочище Хассауте. Казак доложил генералу, что прибыл какой-то иностранец, должно быть, немец, который сам себя называет “бесом”. Эмануэль имел уже предварительные сведения о нем из письма эрц-герцога Иосифа и, как сам венгр, принял знаменитого путешественника с распростертыми объятиями.
Лагерь, раскинутый в верховьях реки Хассаута, не имел сам по себе ничего привлекательного. Напротив, своими прозаическими деталями он мало гармонировал с девственной красотой ландшафта. Для генерала и его свиты, к которой причислялись и все академики, разбиты были палатки; солдаты укрывались от солнечного зноя в шалашах, построенных из хвороста и древесных ветвей, а казаки разбрелись по ущельям между окрестными холмами, где на роскошных пастбищах лошади их утопали в траве по самую шею. Хассаут был первой станицей на пути к Эльбрусу, и с этой же станции начались исследования наших ученых. Но между тем, как одни из них пополняли свои гербарии, другое наблюдали барометр или делали вычисления, а третьи разыскивали в окрестных горах богатые залежи свинцовой руды и каменного угля, неугомонный венгерский турист весь поглодан был изысканием родословной своего народа, колыбелью которого, по мнению его, был Северный Кавказ. “Даже на этом самом месте, где теперь стоит наш лагерь, – говорил он Эмануэлю, – на месте пустынном и одичалом, сохранились следы пребывания мадьяров. Невежественные горцы зовут его Хассаут, тогда как настоящее имя его Казаут, что значит по-венгерски “покосная дорога”. Здесь наши родоначальники, на этих самых лугах, пасли своих коней и сюда же, на эту самую речку, водили их на водопой”. Он искал подтверждения своих догадок в местных преданиях, расспрашивал каждого горца, появлявшегося в лагере, и не находил ничего, кроме глубокого изумления со стороны туземцев, которых в данную минуту интересовала не родословная их предков, а внезапное появление русских штыков вблизи их аулов; особенно смущала их артиллерия, – и депутация за депутацией являлись к Эмануэлю с тайной целью выведать – точно ли русские не имеют никаких завоевательных замыслов. Первыми прибыли карачаевцы, которым принадлежал Эльбрус своими северными и западными склонами. Они враждебно отнеслись к де Бессу, и даже у них промелькнула мысль, не пришел ли русский отряд посадить к ним нового правителя, какого-то неведомого им венгра. Эмануэль рассеял их опасения. Он объяснил карачаевцам, в чем дело, и сказал, что опасаться им за свои жилища нечего, что русских ни в чем упрекнуть нельзя, так как они все время свято соблюдали принятые на себя обязательства. “Без надежного военного прикрытия, – добавил он, – я не могу дозволить нашим ученым, присланным от самого государя, предаваться исследованиям, особенно в таких местах, где по трущобам сидят аулы кабардинских абреков”.
