Кавказская слава - [105]

Майор спокойно кивнул. Мясистое лицо его, как показалось Сергею в неверном свете свечи, было вполне довольно. Он понимал, как трудно поручение, и в то же время радовался, что оно досталось ему.

Ермолов шагнул к Швецову и приобнял его за плечи:

— Да помни, брат: с горы тебе дороги обратно нет. Я тебя там должен найти живым или мертвым.

Вельяминов оторвался от карты и острым взглядом пронизал Новицкого словно насквозь. И Сергей, похолодев, понял, что страшные слова Ермолова относились и к нему то же…

VI

Если бы Новицкий сам не слышал, как умеют кричать офицеры Кабардинского полка, он бы решил, что тише этих людей не найти во всем ермоловском корпусе. Швецов подошел к костру, сказал несколько слов, и капитаны, поручики один за другим начали подниматься, исчезая в холодной и сырой ночи. Тот самый ругатель Гогниев пропал из виду одним из первых, и его же рота первая показалась у линии охранения, где ее уже ждали Мухетдин и Новицкий с Атарщиковым.

По мнению Новицкого, солдаты появились из тьмы как призраки, но Мухетдин покачал головой и что-то сказал Семену.

— Говорит, скажи начальнику, пусть идут тише. Если не могут совсем не бренчать, то пусть хотя бы не разговаривают.

— Кто слово скажет, — свирепо прошипел Гогниев, — или, не дай Господь, закурит!..

Ничего конкретно не обещая, штабс-капитан только поднял над головой огромный кулак.

Подошли три остальные роты, подъехали отправленные с батальоном орудия. Колеса пушек и зарядных ящиков обмотаны были тряпками и соломой. Только батальон двинулся, за спиной защелкали выстрелы. Новицкий обернулся в тревоге, но Швецов остался спокоен.

— Это дедушка решил им глаза отвести. Постреляют, побабахают, покричат. Все в нашу сторону меньше смотреть будут.

После десятка пуль, пущенных снизу, проснулись и потревоженные лезгины. По всему склону то там, то здесь вспыхивали ответные выстрелы. Сергей предположил, что сидящие в нижних завалах не сомкнут уже глаз до утра, да и оставшиеся наверху постараются отползти от костров. Трудно было предположить, что в такой темноте кого-то может найти верный свинец, но и случайная рана солдату тоже была ни к чему.

Ко всему еще вдруг ударило ветром. Холодные порывы его словно прутьями хлестнули по лицам, по шеям. Кто мог, запахнул башлык, солдаты же только горбились, втягивали головы, прижимая затылок к воротнику. Новицкий подумал, как же они теперь поднимутся в гору, но Семен, словно подслушав мысли, шепнул в ухо:

— Ветер от них, нас не услышат. А под деревьями все будет суше…

Когда они добрались до вершины Талгинской горы, Сергей подумал, что подъем этот будет сниться ему годами. Дорога, как и обещал Мухетдин, в самом деле была: узкая прогалина среди дремучего леса. Две лошади могли пройти рядом, но если только сначала обрубить сучья с деревьев по обе стороны. Тропа уже подзаросла подлеском едва не до пояса, цепким, колючим кустарником, похожим на верест — держи-дерево, который Новицкий видел еще в Чечне.

Только они свернули в лес, Швецов перестроил свой батальон. Роту Гогниева с проводниками — аварцем и русским, послал вперед. Три роты повел сам, а пятую оставил с орудиями. Солдаты, закинув ружья за спину погонами[43] через плечо, облепили пушки со всех сторон, так что не оставалось уже и места, за которое можно было бы ухватиться. Лошади, как ни напрягались, далее вчетвером не могли тянуть орудия по резкому уклону, и кабардинцы подталкивали еще и животных в круп, тянули упряжки за дышло, проворачивали колеса, едва ли не отрывая их от земли.

Новицкий остался с арьергардом, не надеясь на силу и быстроту своих ног. Поглядев на копошившихся подобно лесным муравьям солдат, попробовал было сам пристроиться к общей работе, но его решительно отвел в сторону капитан, командовавший ротой прикрытия:

— Вы, господин, не знаю вашего чина, уж извините, но только моим людям мешаете. Они к этому делу привычные, не в первый раз с артиллеристами вместе. Так что идите, пожалуйста, стороной и сами не потеряйтесь.

Сначала Сергей обиделся на резкую отповедь, но через полчаса понял, как прав был опытный офицер. Все силы его уходили лишь на одно — перенести собственное тело еще на шаг вверх. Еще один шаг, еще десять, еще пятьдесят — и можно постоять, сделать полсотни вдохов и выдохов, подождать, пока не успокоится дыхание. Пистолеты и кинжал на поясе казались ему совершенно бесполезной обузой. Ружье же годилось лишь на то, чтобы опираться прикладом. У капитана он заметил палку с окованными концами и решил, что, если не умрет на склоне, попросит Семена изготовить ему такую же. Альпеншток — вспомнил он книжное слово, так называли такую опору путешественники в Альпах. Как же обозвать ее применительно к Дагестанским горам?..

Поражало его и молчание, с которым работали кабардинцы. Когда он двигался, слышал только свое дыхание, натужное, громкое. Когда же останавливался передохнуть, и тут только видел темные силуэты лошадей, такие же фигуры солдат, ползущих безостановочно в гору. У лошадей, он знал, были замотаны морды, но и люди не роняли ни одного лишнего слова. Упирались, толкали, шагали вверх, снова упирались в медь орудийного дула, в деревянный обод высокого колеса. Ровный рабочий ритм не допускал сбоев, не требовал от втянувшихся в дело солдат ни ругательств, ни песен.