Кавказ - [46]

Я когда что требую, то никогда уже того не переменяю. Аманаты от Даргинского народа мне надобны и я их иметь буду, и присягу они дать должны. Может быть, хотят они иметь войска великого государя моего свидетелями оной, то и в сей просьбе не откажу.

Не уверяйте меня, что подданные ваши не приходили на помощь чеченцам: они были; но я верю, что вы, как верноподданный Г. И., о том, конечно, не знали или удержать их не имели власти”.

Ермолов сквозь зубы оправдывает явную ложь хана. Время для расплаты еще не пришло. Но Ермолов уже знал, что хан покровительствует царевичу Александру.

Хочет выиграть время и Султан-Ахмед-Хан и адресуется к Ермолову с очень характерным по интонации и аргументам посланием.

“С пожеланием вам полного торжества над врагами докладываю, что некоторые из моих слуг сообщили мне, что ген.-м. Мадатов, в бытность свою в Шеки, намекнул на ваш гнев против меня. Я не знаю тому причины и полагаю, что коварные люди вам на меня наклеветали. Я ожидал по этому поводу вашего письма и также приказаний ваших через Мадатова; между тем не последовало ни того, ни другого. Душа моя не могла успокоиться, и я решился обратиться к вам с этим донесением, которым и спрашиваю: неужели я оклеветан в измене обожаемого Г. И.? Когда племена грузинские, джарские и пр. поколебались и возмутились, я и единым словом не изменил Г. И., а действиями и подавно. Когда Шекинцы изменнически трижды пригласили к себе прежнего своего владетеля Селим-хана и покусились на убиение своего владетеля Джафар-Кули-хана, я с своим отрядом не переставал защищать сообщение Российского правительства вместе с эмиром Джафар-Кули-ханом. Шекинцы сами изменники, хотя и приписывают мне грабежи и разбои. Всему Ширвану и Шуше известно, что Шекинцы, начиная от их эмиров, сеидов и юз-башей суть источники грабежа и разбоя. Это их всегдашнее ремесло. С моей стороны, напротив, не произошло ничего похожего на грабеж: мы совершенно непричастны этому обвинению. Может быть, грабеж производился некоторыми частными лицами, но к нему непричастны эмиры, бывшие в Тифлисе и ничего о нем не знающие. Вообще всякое ваше приказание может быть мною принято к исполнению. Прошу не внимать словам недоброжелателей. Если вы чем недовольны, то потребуйте меня к себе; я предстану пред вами и приму от вас наказание, если окажусь его заслуживающим. Я из нижайших рабов Падишаха, которому никогда не изменю. Если вы командируете сюда доверенного человека для исследования интриг моих врагов, то он откроет истину, и я успокоюсь насчет этих наговоров.

Что касается Дагестанских известий, то они вам известны. Прошу не переставать возлагать на меня ваших поручения и приказаний, за исполнение которых я примусь головою и глазом”.

Ответ Ермолова ставит точку в игре. Далее – война.

5 ноября 1818 года.

Я сегодня подучил письмо ваше, на которое по желанию вашему отвечаю.

Не прибавляйте к гнусной измене вашей Государю великому и великодушному обмана, что вы не перестаете быть Ему преданным. Мне давно известно поведение ваше, и я знаю, что по вашему внушению возмущены жители Дагестана против Российских войск и осмелились с ними сразиться. На вас падут проклятия обманутых вами дагестанцев; вы не защитите их и, если соберете подобных себе мошенников, тем жесточе наказаны будете. Всегда такова участь подлых изменников”.

Переписка эта являет нам выразительную картину – как противостоящие стороны втягиваются в смертельный конфликт, который был предопределен радикальной разницей представлений о своих интересах и целях.

14

Хан Аварский и после поражений сдаваться не собирался. Он знал, что решается не только его судьба и судьба Аварского ханства…

6 августа 1819 года Ермолов писал Закревскому: “Я живу между народом, сто лет называющимся подданными России и, конечно, трудно найти величайших злодеев и между самыми злейшими врагами. Пребывание наше здесь весьма не нравится, ибо нельзя продолжать делать разбои и надо покорствовать. Измены ежечасные; исключая некоторое число людей благоразумных, все прочие явно со стороны неприятелей ‹…›. Изменник Аварский хан собирает большие силы, ему содействуют все вообще чеченцы, почти все деревни владений Андреевских и большая часть Аксаевских. Завтра будет часть скопищ их верстах в 20 отсюда. Они прячутся в лесах, пока соберутся со всеми силами для общего нападения. Соединение всех и начало действия положено на сих днях”.

В этом небольшом тексте сконцентрирована разница представлений горцев и проконсула Кавказа о сути ситуации. Горцы готовы называться подданными русского императора. Более того, с ними можно договориться о минимизации набеговой практики – хотя это и противоречит их фундаментальной традиции, – но они не желают терпеть русские войска на своей территории и главное, “покорствовать”, то есть скроить свою жизнь по чуждым образцам.

Для Ермолова в понятие подданство входит полное подчинение российской власти и постоянный контроль за жизнью “подданных”, для чего строится крепость и дислоцируются войска. И те, и другие уповали только на силу…

Через два десятка лет после Ермолова на Кавказе служил генерал Мелентий Яковлевич Ольшевский. Четвертьвековая служба и, соответственно, длительное и близкое соприкосновение с горскими народами, равно как и желание понять причины яростного сопротивления горцев привели его к выводам, существенно отличным от ермоловских.