Кавказ - [48]

В 45-м егерском полку какая-то дрянь из гвардии полковник, который беспрестанно пишет рапорты на офицеров, а они на него жалобы, и я, не видав еще на грош от них пользы, должен уже начинать арестами и военным судом.

42-й егерский полк, теперь у меня находящийся, точно весь выпушен из школы, начиная с самих офицеров, между коими три или четыре имеют вид человеческий, солдаты же все дети и только что довольно чисто одеты, но о настоящей службе понятия не имеют. ‹…›

43-й егерский полк, как я слышал, состоит весь из рекрут и пренесчастный.

И тем не менее, через несколько лет из этих “пренесчастных” выработались под командованием Ермолова те самые “кавказцы”, храбрость, самоотверженность и выносливость которых ставили в пример всей армии.

Действовать, однако, надо было немедленно и решительно.

Алексей Петрович, уже достаточно вникнув в психологию своих противников, прекрасно понимал, что первое же поражение его войск, да еще во главе с самим командующим, станет сигналом ко всеобщему мятежу.

Любопытна стилистическая разница между письмами и описанием тех же сюжетов в воспоминаниях.

Ермолов писал в записках: “В течение августа Аварский хан начал собирать горские народы, обещая им не только препятствовать нам производить работы (речь идет об окончании строительства крепости Внезапная. – Я. Г.), но прогнать нас за Терек и разорить Кизляр; легковерные последовали за ним, и их составилось не менее 6 или 7 тысяч человек ‹…›. Чеченцы пришли ему на помощь; жители Кумыхских владений готовы были поднять оружие, из Андрея (аул Эндери. – Я. Г.) многие из узденей, отличнейший класс в городе составляющих, с ним соединились. Принадлежащие городу деревни, называемые Салотавскими, нам изменили, словом, все вокруг нас было в заговоре”.

“Римский стиль”, которым вполне сознательно пользовался Алексей Петрович в записках, давал ему возможность объективно представить реальную картину происходящего, не давая ей эмоциональной окраски. В противном случае результаты напряженной деятельности – победоносных экспедиций и организации жестокой блокады горных районов, – выглядели бы сомнительными. “Все вокруг нас было в заговоре”. Несмотря на явное военное преимущество русских, горцы отнюдь не теряли надежды своим самоотверженным упорством вынудить противника оставить их в покое…

Чеченцы сделали нападение на табуны нашего отряда и отогнали не менее 400 упряжных лошадей, артиллерии и полкам принадлежащих. Недалеко от лагеря повсюду были неприятельские партии, сообщение с Линиею удерживаемо было большими конвоями, от самого лагеря и до переправы на Тереке. Пост на Сулаке, при селении Казиюрте, должен я был усилить двумя ротами и с двумя орудиями, ибо дагестанцы угрожали пойти прямейшею на Кизляр дорогою.

Как только пришел из России первый из обещанных императором полков, – 42-й егерский, – Ермолов “выступил, чтобы атаковать Аварского хана”.

Следующий за этим рассказ для нас ценен, так как еще раз дает возможность понять уже прочно выработанную тактику Алексея Петровича при крупных столкновениях с горскими ополчениями.

Характерно и важно то, что в очередной раз горцы положившись на численное превосходство и воинскую доблесть, встретили русские батальоны в предгорьях, лишаясь таким образом преимущества горной войны и укрепив свои позиции только окопами и земляными валами.

Более того, Султан-Ахмет-Хан, опытный воин, вместо обороны, которая могла изнурить атакующие русские батальоны, выбрал наступательную тактику, не учитывая, как ни странно, наличия у русских грозной артиллерии.

И это свидетельствует о характернейшей черте горского традиционного сознания – его консервативности. Они дрались так, как привыкли драться их отцы и деды.

“Неприятель впереди позиции своей встретил мой авангард сильным огнем и бросился с кинжалами. Две роты 8-го егерского полка, удивленные сею, совсем для них новою атакою, отступили в беспорядке, но артиллерия удержала стремление нападавших. В сие время прибыли все войска, и баталион Кабардинского пехотного полка, ударив в штыки, все опрокинул, и если бы изрытые и скрытые места не способствовали бегству неприятеля, он понес бы ужасную потерю, но скоро мог он собраться позади своих окопов. Деревню Боутугай тотчас заняли наши войска. Я, избегая потери, не допустил атаковать окопы, но удовольствовался тем, что мог стеснить неприятеля в горах, отрезав сообщение с равниной, откуда получал он продовольствие, будучи уверенным, что не долго в таковом останется он положении. Перестрелки сначала довольно горячие, но артиллерия наводила величайший ужас, и неприятель смешным образом прятался от оной.

В ночи на 3-е бежал с неимоверною поспешностию и в беспорядке.

Вслед за ним сделал я один марш в горы, но уже догнать было невозможно. Аварский хан бежал в Авар, сопровождаемый проклятиями разорившихся”.

Взять Аварское ханство под российское управление Ермолов не решился по вполне явной причине – расположенное в труднопроходимых горах, оно было пока еще недоступно.

В 1847 году Алексей Петрович, уже будучи в опале и отставке, писал Воронцову, наместнику Кавказа: “…Не смешивай меня с теми из начальников, которые влезли далее в Дагестан. Никогда не мыслил я об Аварии, мне довольно было тогдашних там раздоров, и можно было смирять их без присутствия среди них войск, но отнимая средства делать набеги и увлекать благоприятствующие нам народы”.