Кавалеры меняют дам - [14]

И вот — последние кадры его короткой актерской жизни. Машины мчатся в пустыне. В радиаторах закипает вода. Поиск колодца. Нападение басмачей. Вновь азарт гонки.

Одна из машин, коротая путь, выносится на гребень бархана, отрывается от него, как от разгонной дуги трамплина — и зависает в воздухе на стоп-кадре...

Евгений Евтушенко читает стихи, посвященные памяти друга:

...И там, в пустыне азиатской,

На съемке горько-залихватской,

среди, как жизнь, зыбучих дюн,

ломясь всей кровью, шкурой, шерстью,

как сумасшедший, к совершенству,

ты крикнул: «Плохо! Новый дубль!»

Искусство — съемка трюковая,

та трюковая, роковая,

где выжимают полный газ.

От нас — поэтов и актеров —

оно, как Молох, ждет повторов

все совершенней каждый раз!

И всё смертельней каждый раз..

Мемориальный фильм «Евгений Урбанский» был первой самостоятельной постановкой Екатерины Сташевской. Позже мы сделали вместе с нею «Мальчиков» по моей одноименной повести и «Берега» по моим ранним рассказам — с Валерием Золотухиным и музыкой Никиты Богословского.

Чаще других на экранах телевизоров появляется именно лента о Евгении Урбанском.

Дмитрий Тёмкин, американец

Зачастили американцы. Первыми, в мою бытность на студии, приехали бравые ребята из популярного в Штатах и во всем мире журнала «Лайф». Целая группа: фоторепортеры, интервьюеры, менеджеры. Они носились по павильонам, где шли съемки фильмов, лезли в цеха, где строились декорации, в гримерные, в костюмерные, всюду.

Ко мне прибежала всполошенная Лариса Шепитько, снимающая фильм «Крылья» — очень красивая, с огромными серыми глазами, распахнутыми на сей раз еще шире: она поведала мне, что люди из «Лайфа» обсуждают кандидатуру режиссера на портретный снимок — Элем Климов или Владимир Наумов, в ком из них полнее воплощен русский тип лица?

Принимая во внимание, что Элем Климов — муж Ларисы, я успокоил ее и объяснил, что оба — парни бравые, оба хороши.

На следующий день предстояла парадная съемка в кабинете генерального директора студии, том самом, где стоял бехштейновский рояль и где была потайная комната отдыха.

Нас всех — когорту замов, главного редактора, главного инженера, худруков и директоров творческих объединений, членов художественного совета и прочее высокое начальство, — рассадили за длинным столом, крытым бильярдным сукном, а во главе стола сел сам Владимир Николаевич Сурин.

На это собрание была нацелена дюжина фотокамер на треногах, ослепительно ярких софитов. Людей за столом пересаживали то так, то эдак, тасовали, как карты в колоде, наконец сочли, что всё о'кэй, и лишь тогда защелкали затворы.

Честно говоря, я был удивлен этим тягомотным обрядом, напоминающим церемонии в свадебных фотоателье прошлого века. Я имел представление о вездесущих пронырах-фотографах, которых после феллиниевской «Сладкой жизни» прозвали «папарацци», знал их повадки: съемка из-за кустов, через замочную скважину, стоя вверх ногами — щелк! щелк! — а тут...

Но всё это было ерундой в сопоставлении с очевидным фактом: если «Мосфильм» понадобился позарез американскому журналу и сюда — не близок свет — прислали такую ораву, то это может свидетельствовать лишь о растущем интересе к нашему кинематографу. Призы в Канне, в Венеции, в Сан-Франциско... в Карловых Варах, в Берлине, в Кракове... Да и сами киноленты, которые с успехом идут в кинотеатрах мира, собирают полные залы, вызывают восторги, делают знаменитыми имена актеров и актрис, возводя их в достоинство кинозвезд...

Добрая примета! Значит, и впредь все флаги будут в гости к нам.

Подтверждения этих ожиданий не замедлили явиться.

Сурин позвал меня на разговор с прибывшими в Москву господами, представляющими известную голливудскую фирму «Уорнер бразерс».

Не стану уверять, что это были сами, в натуре, братья Уорнер, но полномочия гостей сомнений не вызывали.

Гости объяснили, что сейчас компания, которую они представляют, сама не занимается производством фильмов, поэтому никаких предложений о совместном производстве они не привезли и не делают. Однако фирма «Уорнер бразерс» владеет сетью кинотеатров во всех странах мира, сотнями залов, тысячью экранов, и выражает свою готовность вести широкий прокат лучших кинокартин, сделанных на «Мосфильме» — учтите, это очень выгодное предложение!..

Разговор шел через переводчика, и Сурин внимательно слушал перевод того, что говорят гости. Хотя я не исключаю, что он в какой-то мере владел английским, поскольку всю войну провел в Америке, где представлял интересы «Совэкспортфильма». Однако протокол требовал, чтобы участник переговоров с советской стороны изъяснялся на языке страны, которую он представляет. Выслушав братьев, кивнув головой в знак того, что всё понимает, Владимир Николаевич, в свою очередь, задал вопрос с обезоруживающей прямотой:

— То есть, вы не хотите сеять, но хотите жать?

— Oh, yes!.. — воскликнули братья, когда им перевели эту фразу.

Они очень обрадовались, что их так быстро поняли, что не пришлось слишком долго втолковывать этим русским азбучные истины бизнеса, что и здесь, в Москве, слава богу, появились деловые люди.

Сурин рассмеялся от всей души.

Я же был восхищен тем, как он умеет запросто вести беседу с иностранцами, обходясь без экивоков. Не худо бы и самому научиться.