Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога. - [15]
По словам И. В. Денисова, если политически-религиозная идеологема «Москва — Третий Рим», несмотря на некоторую неопределенность и неполноту, «подходит для объяснения всего комплекса исторических событий», то в ходе исторической интерпретации она оказывается тем, чем является на самом деле, — «главным и незаменимым ключом, который позволяет понять жизнь русского народа в течение многих веков его бурной истории».
Действительно, речь идет не о сугубо идеологической схеме или религиозно-культурных представлениях, свойственных в первую очередь церковной элите. Это гораздо более глубокий и значительный феномен: верность доктрине Москва — Третий Рим», даже несмотря на то, что со времени ее появления прошло много веков, споры вокруг самой этой доктрины, о ее принятии, переформулировке или даже отказе от нее — все это в любом случае позволяло ощутить живую связь с историей, с началами Московской Руси. Нет никаких сомнений в том, что как во внешней, так и во внутренней, включая и религиозную, политике теория «Москва — Третий Рим» оставалась одной из опор Российский империи в Новое время.
Таким образом, после того как на престол взошли Романовы (к которым принадлежал и старец Филофей, сформулировавший эту доктрину), между царем и патриархом установилось, по византийской традиции, полное согласие, или «симфония». С этого времени начинает формироваться образ России, которая была настолько «священной», насколько она была «православной», — «как несовершенной формы государства светского, но притом как можно более религиозного». По этой причине начиная с Алексея Михайловича (1645 — 1674) все чаще взоры обращаются в сторону православной ойкумены — Балкан и Ближнего Востока, — и все острее ощущается «миссия» Москвы — «Третьего Рима» как освободительницы православных народов от неверных-турок. Первой попыткой ее осуществления стал Прутский поход Петра I (1711), и с тех самых пор православные христиане Востока постоянно надеялись на помощь единственного императора, исповедующего «истинную» веру.
Несмотря на то что концепция идеального христианского государства — «Святой Руси» — плохо согласовывалась с тяжелой действительностью и постоянными притеснениями, она все же смогла сохраниться в течение долгого времени, в частности как призыв к единству всех православных. В XIX веке развитие этой идеологии, или комплекса «мифов», получило новый импульс с распространением представления о том, будто православие приобрело вселенское значение. На то, что России суждено стать великой державой, указывала и ее независимость, сохранить которую не удалось ни одной другой православной стране. Русские приписывали это именно тому, что им удалось сохранить тесную, органическую связь с православием, в то время как другие страны подпали под власть мусульман либо были завоеваны христианами-«еретиками».
Впрочем, Русская церковь, со своим отчетливым этнонациональным обликом и осыпанная милостями царской власти, фактически рассматривала себя как единственную истинно православную церковь. Конечно, ей было известно, пусть и в общих чертах, если не совсем абстрактно, о том, что далеко на Востоке живут неславянские народы православной веры, покоренные османами; знала она о древних церквах, которые заслуживали большего внимания хотя бы из-за их первенства относительно России, принявшей крещение лишь в X веке.
Более того, великие отцы церкви, Вселенские соборы, вероучительные споры, действующие канонические предписания — все это относилось ко времени, когда Российского государства еще не существовало. Тем не менее исторические обстоятельства сложились так, что великие князья Московские, а потом цари династии Романовых оставались единственными властителями, придерживавшимися «истинной» веры, и в этих благоприятных условиях Русская церковь — в определенном смысле «племянница» великих церквей Востока — стала в конце концов рассматривать восточных христиан как обедневших родственников, издалека обращающихся к ней за помощью.
В том что касается внутренней политики, церковь без всякого сомнения оказалась мощнейшим фактором национального единства в огромной и неоднородной империи. Эта ее функция приобрела особенную важность в военной сфере, в условиях постоянной внешней угрозы, сопровождавшей рост России до действительно имперских масштабов. Лишь благодаря церкви и ее нравственному авторитету огромные массы солдат, в большинстве своем неграмотных, но зато исполненных крестьянской религиозности, несмотря на очень долгий — двадцатилетний — срок службы, сохраняли верность государству и делу объединения. Использование церковной структуры в вооруженных силах было также эффективным способом поддержания дисциплины. Для поддержания
