Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек - [3]

 Идя с погоста, он наметил на берегу речки, что пробегала за его деревней, одно местечко. Весело журчала здесь вода, светлыми струйками заигрывая и с прибрежными былинками, и с яркими пятнышками, которыми окропляли их прорывавшиеся сквозь листву леса лучи солнечные. В тени деревьев и кустов было прохладно и дышалось вольные. Поодаль на берегу резвилась весёлая стая ребятишек. Архип лёг отдохнуть. "Хорошо здесь! -- вздохнул он всей грудью. -- Стану ходить сюда каждый день".

 И в самом деле, стал он ходить сюда на целый день, принося с собою то удочку, то книжку. Где-то на деревенских задворках набрал он дощечек, выпросил у бобылки топор, приладил между деревьями скамеечку и столик, и было ему здесь так хорошо и спокойно, как нигде. Однако в первое время сидел он на своей скамеечке редко, а все больше лежал на земле, да в сладкой полудремоте прислушивался и к шороху леса, и к щебетанью птиц, и к звонкому ребячьему хохоту и крикам. Но постепенно стал он замечать, что сил у него словно прибывает, дремота клонит не так постоянно, а когда не спится, то хочется что-нибудь делать, хоть за настоящую крестьянскую работу приняться ещё и нельзя.

 Чтобы чем-нибудь занять свои праздные руки, он стал срезать тростник и учиться плести такие корзинки, в какие у них в портерной ставили горшки с цветами. Дело оказалось нехитрое. Он сплёл уже несколько больших корзин и отнес своей бобылке, Матрёне Тимофеевне, за что получил от неё похвалу и жбан молока. И одному Богу известно, как сладко показалось ему это молоко!

 Один раз, когда он резал камыш, ему попался толстый, пустой в середине ствол. Повеселевшему человеку вспомнилось детство, больница и тот самострел со стволом и ложем, которым там забавлялись выздоравливавшие мальчики. Тихонько ухмыляясь себе в бороду, словно он опять стал ребёнком, сел Архип на скамеечку и начал мастерить самострел, а потом, когда он был готов, наделал стрелочек и, всё не переставая тихонько посмеиваться, стал стрелять в реку, стараясь попасть как можно дальше.

 -- Дяденька, родненький, дай пострелять! -- прозвонил позади него ребячий голосок.

 Архип оглянулся: из-за кустов торчат две белые головёнки. Мальчишка лет десяти, круто отклонившись туловищем вбок, держит на руках годовалую, толстую девчонку с испачканной рожицей, облепленной мухами.

 -- На, брат, стреляй, -- ответил Архип, радуясь, что мальчуган смотрит не на его безобразное лицо, а на самострел. -- А как ты меня здесь нашёл?

 -- Да я давно тут стою. Только ты занявшись был, и не слышал. Вижу, что ты сперва что-то стругал, и так это у тебя ладно выходило. А потом гляжу, что ты играть и смеяться стал... Я и насмелился попросить.

 -- Нет, а в лес-то как ты попал?

 -- Да вот с Катькой. Ребята на берегу, на солнцепёке играют, а мне мамка не велит... Говорит: Катьку солнцем убить может, да и овода там... Я и пошел в лес. Тут тень...

 Мальчишка держал самострел в одной руке, а Катьку в другой и качался из стороны в сторону, чтобы не уронить её. Той это не понравилось, и она начала кукситься.

 -- Ну, ты, медвежонок! -- досадливо крикнул на неё брат и стал оглядываться, куда бы посадить её на землю.

 -- Что? Замучила она тебя? -- спросил Архип.

 -- Как не замучила! День-то деньской намаешься! Даже руки заломит и спина заболит!.. Ну, а ведь бросать-то тоже нельзя... У нас в деревне свиней много... В прошлом году у Семененков вот такую же девчонку, как Катька, заели, её сестрёнка старшая одну оставила... А то вот у соседа мальчишка в квашню с тестом ввалился, да там и утоп... Бывали, что и в реку заползали... Ну, родителям-то самим некогда -- вот они с нас и требуют... Да мне-то ещё сполгоря, я большой, и Катька не очень толстая, а вот Дунька рыжая, сама как курица, а братишка-то у ней вдвое против Катьки! Так она даже окривела -- одно плечо ниже другого, и ноги неровные... Ишь, орёт, дура! Молчи! -- крикнул он на сестру, которой не хотелось сидеть на земле. -- А не то, ори, сколько хочешь!.. Ну, тебя! Как стрелять-то, дяденька?

 Архип наладил ему самострел, а сам, словно не замечая Катьки, лёг поодаль от неё на землю, вынул свои серебряные часы и стал поблёскивать ими на солнце.

 Катька перестала кричать и вытаращила глаза. Архип не глядел на неё и всё продолжал вертеть часами. Катька протянула к ним ручонки. Архип взглянул на неё и тихонько придвинулся к ней. Катька тоже двинулась к нему, всё стараясь схватить часы. Так сползлись они совсем вместе, а Архип держал часы так, чтобы Катька, хватая их, должна была опереться ручонкой на его лицо. Катька сначала не хотела, но потом насмелилась, схватилась за его волосы рукой, приподнялась на ножки и взяла часы. Архип тихонько обнял её и ласково глядел, как она силилась запихать часы в рот. Катька кряхтела от удовольствия, слюнявила свою добычу и не замечала ласки страшного чужого человека.

 Мальчишка всё стрелял, то вверх, то поперёк реки, то в ствол соседнего дерева. Глазёнки у него так и блестели.

 -- Важная штука! Вот кабы ребятам-то показать! Да только далеко -- они отсюда не услышат.

 -- А ты сам к ним, коли хочешь, сбегай, -- сказал Архип.