Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек - [2]

 И только одну услугу оказали ему эти товарищи.

 Один раз, когда у него были деньги, они уговорили его поехать с ними на взморье. Другие, вышедши на берег, пели, пили и закусывали, а он, в первый раз в жизни увидя и глубь неба и ширь моря и услыша тихо-торжественный шёпот леса, ушёл ото всех поодаль, упал на землю лицом и заплакал так горько и в то же время сладостно, будто кто-то его простил и он прощал всем и всё!.. И с тех пор, как только начиналась весна, Архип проводил каждую свободную минуту и даже ночи напролёт в лесу на берегу моря, то ловя рыбу, то читая любимые книги, то раздумывая свою всегдашнюю скорбную думу: зачем создает Бог таких уродов, как он, и за что не любят их люди? За что мучают они и без того обездоленных?

 Но и эта отрада не далась Архипу даром. Ему было тогда уже лет тридцать, и в курчавой черной бороде его серебрился уж не один седой волос, выбеленный горем. Весна настала ранняя. Архип обрадовался ей, и в первый же свободный день бросился к лодке, которую давно уже завёл себе на берегу, поставил парус, и тихий ветерок ласково и плавно вынес его далеко в море. Но скоро потом налетел шквал, и, как ни бился привычный пловец, лодку его оборотило, а сам он еле живой от натуги и стужи добрался до земли. С тех пор захирел Архип, несколько раз лёживал он и в больницах, но поправиться всё не мог. Наконец, один доктор прямо сказал ему: "Мы здесь ничего для тебя сделать, братец, не можем. Коли хочешь ты поправиться, поезжай в деревню, поживи там лето, а не то и год, либо два, а там и увидишь"... "Плохо, значит, твое дело, сердяга! -- подумал фельдшер, который тут же убирал докторские инструменты. -- Это значит, помирать тебя посылают!" Однако Архипа от слов доктора так и осенило, даже слабое сердце забилось в больной груди сильнее, и потускневший от болезни единственный глаз заискрился. "На родину! -- думал он, тихо бредя к себе на квартиру. -- И как это только раньше мне в голову не пришло! Ведь там у меня есть дядя, целая родная семья, и люди там, надо быть, проще и добрее здешних. А лесу-то, воды-то, неба-то там сколько!.."

 В тот же день он забрал у хозяина всё, что ему приходилось, купил деревенской совсем незнакомой родне кое-какие гостинцы, а дня через два сел на машину и поехал на родину. Но деревня его была от чугунки далеко, а когда он слез с машины, да попробовал идти пешком, взваля на спину свой сундучок, видит, что силы-то у него совсем мало! Пришлось нанимать подводу, так что до своей деревни добрался он почти что с пустыми карманами. Семья дяди встретила его сначала приветливо, но как узнали, что денег у него немного, что человек он больной, приехал отдыхать и поправляться, а работать не может, начались воздыхания и разговоры: изба-то у них маленькая, а семья-то большая, урожаи плохие, травы тощие...

 Сметил это больной и замученный человек, и горько ему стало. Пошел он разыскивать избу отца, а от неё уж и следа не осталось! Вместо неё торчала кое-как сколоченная лачужка какой-то бобылки. Вздохнул Архип... Однако, вошел к ней и разговорился. Поладили они на том, что она его в жильцы за ничтожные деньги возьмет, и так обрадовался он даже и такому приюту, что сразу полюбил свою бобылку и, чтобы угодить ей, в тот же день взял лопату и пошел было с ней в огород. Однако, как ни приневоливал себя, видит, что ни руки, ни ноги не слушаются, грудь болит, голова кружится, спина не сгибается!.. Бросил он лопату, лёг на землю и чуть не заплакал. "Какой я, -- говорит, -- работник!" -- "То-то! Ты полежи лучше, болезный!" -- сказала бобылка и принесла ему молока. "Что же это дальше-то будет? -- горько раздумывал он. -- Ведь денег у меня до половины зимы не хватит... Работать не могу... Христа-ради питаться придется, выпрашивать хлеба у людей, которым каждый кусок его кровавым потом даётся!"

 И ещё больше затосковал Архип. Не тешило его ни синее небо, ни кудрявые леса, ни светлые ручьи и озёра родины. Как тень бродил он, еле передвигая ноги и едва смея заговаривать с людьми. "У каждого своё дело, до меня ли им, -- думалось ему. -- И все-то они друг другу нужны и полезны, а я кому нужен?"... Деревенские собаки лаяли на него, а ребятишки боялись его одинокого глаза да косматой седой бороды, и с визгом и гиком бежали от него при каждой встрече.

 Часто молил он Бога о смерти, хотя и знал, что это грех, а один раз так растосковался, что добрёл даже до священника, рассказал ему про себя и просил посоветовать, как быть такому лишнему на свете человеку и с телом своим больным, и со своей измученной, грешной душой. Батюшка пожурил его за непокорность и уныние, постарался ободрить и утешить. "А что лишнего у Бога человека нет, так это верно! -- закончил он. -- Только бы сам человек старался быть не лишним! Этого от нас и Господь ради любви к Нему и к ближнему требует". "Да вот я и рад бы, да... силы нету!" -- ответил Архип, чуть не плача. "Пути Господни неисповедимы, свет мой, -- сказал батюшка, -- и не нам обсуждать их. Коли слаб и хвор ты, то, значит, это для чего-нибудь нужно, и роптать и тосковать грешно. Иди с миром, окрепай, выздоравливай, а в минуты уныния старайся молиться Богу. Покорность и молитва утешают". Умная беседа батюшки сначала не очень утешила Архипа, и только долго спустя уразумел он, сколько святой правды было в его словах.