Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек - [12]

 И в самом деле, как только оттаяла земля, казаки-ребятишки забрали свои новые заступы и пошли с Архипом на кладбище, нарезали дёрну, сложили его над каждой могилкой высоко и аккуратно, словно стол, кресты поставили на эти столы в головах, а перед крестами накололи в дёрн согнутых в виде дуги прутиков, так что выходило вроде плетёной корзиночки, в которую и сажались цветы. Дня три проработали ещё и в лесу, выкапывая с корнями молодые деревья, которые Архип и посадил позади каждого креста, чтобы над могилкой тень была. Особенно хлопотал он над могилами Катьки и Дуняши.

 -- Катька моя первая приятельница была, с неё и всё наше дело пошло, -- говорил он, смахивая слезу. -- Она моя учительница! А Дуняша за вас, ребятушки, и жизнь свою положила, и Анюту свою осиротила. Как же нам их не почитать и памяти их не беречь?

 И каждое воскресенье, после обедни, ребятишки обходили с атаманом все могилки, молились Богу, обирали сухую траву и листья, подметали дорожки и уходили обедать со спокойным сердцем.

 -- Вишь, Архип-то Николаевич так наше кладбище разукрасил, что нынче вдвое легче против прежнего умирать будет! -- хвалили старики.

 Собирать золотую роту на Катькину дачу было ещё рано, да и деревенские матери ещё не выходили на полевые работы и держали своих малышей при себе. Но у старших казаков, как только стаял снег, пошла на даче горячая работа. Архип чуть не целые ночи напролет не давал своей бобылке покою, все что-то пилил, стругал, сверял со своей книжкой и опять что-то ладил. Но как только приходили к нему утром ребятишки, он вёл их на дачу. Там с берега реки носили корзинами и носилками песок, таскали хворост, плели корзинки и люльки...

 Скоро, благодаря особому старанию Архипа и соединённому дружному усилию крестьян, почти что незаметно и для самих работящих, вырос, как бы из земли, целый дом. Как его строил Архип с помощью всей деревни, читатель может, в свободное времечко, прочесть в конце книги в прилагаемом очерке: "О том, как Архип строил дачу".

 После молебна, по освящении новой дачи, батюшка с сыновьями и с некоторыми из крестьян постарше остались у Архипа откушать пирога, что состряпала им бобылка. Кто-то похвалил, как хорошо поют дети отца Иоанна, господа-семинаристы.

 -- Да, при стройном пении богослужение выходит не в пример благолепнее! -- согласился отец Иоанн.

 -- Так что ж, батюшка, если хочешь, мы научим тебе хор из Архиповых казаков, -- сказал старший сын, любовно поглядывая на отца. -- Теперь, кстати, есть и место, где собрать их. Начнём нынче, а приедем на Рождество -- ещё подправим.

 -- Так зачем же одних ребят учить? -- заметил один из крестьян. -- Можно и больших парней и девок к этому делу приспособить. Они ещё скорее переймут и малышей научат.

 -- Очень, очень был бы рад! -- отозвался батюшка. -- А места здесь и для больших и для малых хватит. И я, со своей стороны, посильно посодействую. Когда-то и у меня голос был изрядный... Вот видишь, Архип Николаевич, -- прибавил он, ласково похлопывая того по плечу,- как одно доброе начинание за собою другое ведёт?

 Одноглазый ребячий атаман только молча поклонился.

 Полюбовавшись ещё раз на просторные и светлые комнаты и пожелавши Архипу таких же успехов и во всех его начинаниях, гости разошлись.

 К вечеру погода испортилась. Дождь лил как из ведра. Где было молодёжи скоротать свободный вечерок, где повеселиться? Сговорились идти на Катькину дачу.

 Архип сидел на крылечке, на котором уже успел приладить лавочку, и что-то читал.

 -- Дедушка, пусти на посиделки! -- заговорили его недавние помощники.

 -- Пущу, родимые, пущу. Ведь всё это ваше. Только вот -- уговор дороже денег: кто хмелен, не входи! И хмельного сюда не носить. Если который с этим сюда затешется -- выведу. Да и другие мне, наверно, в этом помогут. Здесь дом детский, и сквернословить -- здесь не годится. Согласны? Верно я говорю?

  -- Верно, дедушка! Согласны! Друг за другом смотреть будем. Пусти только.

 -- Ну, а согласны, так и милости просим. Дорогие гости будете. Веселитесь на здоровье.

 С тех пор всю осень и зиму все посиделки собирались в Катькиной даче. Девушки шили или пряли, парни переняли у ребятишек плести корзинки, люльки и лукошки. Архип и сам плёл, и им показывал, или иногда брал книгу и читал им, что они особенно любили.

 После отъезда старших сыновей батюшка заметно приуныл и с тоски тоже не брезговал проводить иные вечера у Архипа. Проведав о том, стали приходить сюда же и пожилые деревенские люди, и тогда беседы велись возвышенные, духовные. Молодёжь слушала и научалась и только уж тогда, когда старшие уходили спать, затевались веселые песни, а иногда и пляс.

 Сначала сидеть по вечерам приходилось с лучиной. В комнатах скоро становилось душно, а красивые белые стены Архипа стали чернеть. Это ему не понравилось.

 Как только установился санный путь, он добыл две подводы, сложил на них все свои мешки, кадки, корзины, люльки и лукошки и поехал в город. Воротился он оттуда опять нескоро и привёз на этот раз уже совсем иное: бочку смолы, два мешка сухих красок, жёлтой и красной, какие-то невиданные инструменты, каких-то семян в бумажных мешочках, несколько книжек, да ещё бочонок с чем-то. Ни ребят, ни взрослых всё это не порадовало. Но зато когда вынул Архип из большой корзины четыре больших висячих лампы, да три стенных маленьких -- все диву дались!